– Ага, – ответил голос водителя. – Слышь, Тимофевна, в сельпе хлеб есть?
– Привезли только.
– А консервы?
– Этого добра всегда хватат. Собрался, что ль, куда?
– А как же? В лес надо ехать, на делянку. Тебе ж первой дрова надо будет. Принеси-ка мне с огороду лучку, редиски, огурчиков. Да побольше.
– Смотри не лопни.
– Давай, давай. За брюхо мое не беспокойся, оно много вмещает.
Через десять минут дверь приоткрылась и в нее вплыл большой пакет, набитый всякой зеленью. За ней появилась всклокоченная голова Алексея.
– Это вам. Пойду в магазин. Деньги есть?
– На. – Дема сунул в огромную лапу смятую кипу бумажек.
– Да ты что как, не считая? А как обжулю?
– Алексей, не смеши. Покупай побольше и получше, не экономь. Надо будет, еще напечатаем.
– Ну смотри. – Петрович качнул головой и сунул деньги в карман. – Вон видишь, избушка? Моя!
В голосе его прозвучала гордость. И действительно, гордиться было чем. Дом тянулся к небу остроконечной крышей, отличаясь от всех изб в деревне какой-то нездешней аккуратностью и изяществом. Демиду вообще не приходилось видеть таких домов в русских селах. Он словно сошел с картинки западного туристического проспекта – двухэтажный, светящийся желтым лакированным деревом, обвитый мохнатым плющом. Перед домом не было обычных для российского огорода грядок, увенчанных прутьями и обрывками целлофановой пленки. Зато в изобилии росли цветы. Дема присвистнул.
– Ничего себе! Ты его что, из-за границы вывез?
– Да нет. Что захотел, то и построил. Рукам-то я своим все же хозяин. – Алексей посмотрел на свои мозолистые клешни. – Через этот дом меня вся деревня чудаком считает. Все спрашивают: "А где же скотину-то держать?" А я и не хочу ее держать – баранку кручу, на жизнь хватает.
– В гости не пригласишь? Чайку попить.
– Приглашу, милый, да только не сейчас. – Алексей глянул настороженно, насупился. – Не обижайся. Сейчас нежелательно, чтоб народ видел, что я чужих на заимку повез. Разболтают ведь по всему белу свету, народ любопытный, недалеко и до беды. Сам понимаешь. И так тут много с тобой разговариваем. Прячься давай.
Он захлопнул дверь.
– Дема, а ничего, что он сразу так много продовольствия закупит? – спросила Яна. – Там ведь больше десяти килограммов будет. Он может вызвать подозрение.
– У кого, у этих, что ли? – Дема хмыкнул. – Вот если бы он пришел в магазин и попросил сто грамм колбасы и пятьдесят сыра, все бы сразу насторожились, за американского шпиона бы приняли. Здесь ведь затариваются основательно – ведрами и мешками. До следующего привоза.
– Привоза? Это что такое?
– Есть такое русское понятие, – пробормотал Демид. – "Привоз". Особый социопсихологический феномен. Привоз в магазин, черт бы его брал. Переводу на иностранные языки не подлежит.
– Это хорошо. У вас большой покупательный спрос населения. Хорошо, что они так много покупают. Это способствует развитию экономики.
– Ага… – Дема поскреб в затылке.
Не понимал он иногда этих иностранцев. Дурацкие у них шутки.
Петрович отсутствовал не менее часа. В это время не раз появлялись подозрительные бухие личности, шатались вокруг "УАЗа" и даже пытались открыть запертую дверь. Демка с Яной пришипились на полу и затаили дыхание. Обошлось. Наконец, дверь открылась и в нее вьехал, погромыхивая банками, огромный баул со снедью. Через полминуты машина рванула с места, заставив беглецов слететь на пол и громыхнуться спинами о стенку. С улицы раздался пьяный голос:
– Лех, богатый нынче? Дай на опохмелку.
Алексей остановил машину, открыл дверцу и внятно произнес:
– А питие, сын мой, есть от Диавола. Сия пагубная привычка отдаляет тебя от благословения Божия и разрушает ферментные системы организма. Иди, мой сладкий, и займись общественно полезным трудом. Сортир, к примеру, почисти…
– Ну и хрен с тобой, профессор гребаный! Умный больно выискался!
"Так-так, – подумал Демид. – Ферментные системы организма… Западный коттедж, в который посторонним вход воспрещен. Деревенский шофер по прозвищу "Профессор". Впрочем, улик для отдельного досье пока недостаточно. Мало ли необычных людей на свете?"
Машина поехала, Демид засек время, посмотрев на часы.
"Наверное, Алексей – бывший политический зек. А может, пострадал из-за религии? Да-да! Повадки у него – как у попа-расстриги".
Мысль эта успокоила Демида и он предался занимательному кувырканию по салону, пытаясь ухватиться за что-нибудь не летающее взад и вперед.
"Буханка" ехала медленно, время от времени забуксовывая в песке и выбираясь из него с надсадным ревом. Наконец двигатель заглох и в салон заглянул Петрович.
– Что, ребятки, умаялись скакать? Ну, еще маненько осталося. Подсобите толкнуть мою конягу, что-то движок не тянет.
Демид выпрыгнул из машины. Дорога уже почти исчезла, оставив лишь заросшую травой колею. Березняк сменился темным пихтовым лесом, верхушки мрачно шелестели в недосягаемой вышине, между гладкими коричневыми стволами стояло душное затишье. Поваленные под углами колонны гигантских деревьев создавали сюрреалистическую геометрию – живую и мрачную.
– Эй, парень, хватит таращиться. Наглядишься еще до одури, время будет. Налегай плечом. Гляди, вон девчонка-то твоя как старается!
Янка и вправду уперлась в зеленую тупую задницу "УАЗа", пытаясь сдвинуть незаведенную машину. Демид улыбнулся и поплевал на руки.
ГЛАВА 11.
Машина остановилась на опушке леса.
– Ну вот и ваши хоромины. – Алексей повел рукой жестом хозяина. – Бывает, в сезон здесь охотники останавливаются, чаще осенью. А сейчас вас никто не побеспокоит. Так что располагайтесь как дома.
Хоромины представляли собой приземистую избушку, срубленную из толстенных бревен – неказистую, но с многовековым запасом прочности. Домик слегка покосился, уставившись на путешественников единственным темным оконцем, и прижался боком к просторному сеновалу. Впрочем, выглядел он вполне дружелюбно.
– Ну что, нравится?
– Как в кино. – Яна смотрела на избушку с изумлением. – Никогда не думала, что придется жить в хижине Железного Дровосека. Демид, ты читал такую сказку? Железный дровосек из страны Оз. Ее написал Фрэнк Баум.
– Это у вас – Баум, – наставительно произнес Демид. – А у нас – Волков. У нас, понимаешь ли, все свое, отечественное. Даже башка, набитая отрубями. У вас – Пиноккио, хулиган и тунеядец. А у нас – Буратино, ставший на путь трудового перевоспитания…
– Я читала про Буратино, – сказала Янка. – Папа давал мне такую книжку, когда я была маленькая. Хорошая сказка. Я даже клала ее под подушку…
– Эй, вы, буратины, хватит болтать. – Петрович спешил. Повел показывать нехитрое свое хозяйство. – Здесь у меня сенничок небольшой. Можно спать здесь ночью, да только комары сожрут. Ну, дом вы видели. Удобства все в лесу, умывальник – вот. Да, еще банька есть неподалеку, возле речки, хоть и черная, да справная. Натопить-то сможешь?
– Постараюсь.
Они, пригнувшись, зашли в избушку. Внутри она состояла из одной комнаты – широкой, тускло освещенной. Потолок был низок, Демид задел головой свисающие нити паутины. Между толстыми бревнами стены торчали пучки седого мха. В углу стоял большой топчан, покрытый старой медвежьей шкурой. Стол и два табурета были сделаны из чурбанов, слегка обтесанных для приличия. Зато на полочке в углу стояла древняя икона, закопченная почти дочерна.
Имелась и небольшая печка, обмазанная растрескавшейся глиной. На полках стояли высокие туеса из бересты, стеклянные банки с крупами, висели сыромятные ремешки и упряжь, наполняющие комнату слабым запахом кожи. Дема провел пальцем по стеклу оконца, оставляя светлую дорожку в пыли.
– Приберетесь маненько, я думаю, – сказал Алексей, втаскивая в избу сумку с едой. – Содержите дом в порядке, а то он на вас обидится, второй раз не пустит. Посуда вот тута, а провизию держите на полках, да от мышек берегите, так не оставляйте. Постелю я вам тоже припас. Вот наволочки для подушек – мохом набьете, спать сладко будет. Вот простыня даже. – Он с некоторым сомнением осмотрел полотно, бывшее некогда белым, а теперь серое и истертое до дыр. – Ну, простыня, в общем. А одеяло, извиняйте, только одно, да так и теплее-то, вдвоем под одним одеялом. Не замерзнете. Дверь открытой не держите, комарья напустите. А вот электричества у меня нету. Пользуйтесь свечками, да не жгите лишку. – Он упер руки в боки и внимательно осмотрел свое хозяйство. – Рад бы остаться с вами, ребятишки, да дела дома. Да и мешать не хочется стариковским брюзжанием. Приеду денька через два – посмотреть, как вы тут лесуете. А пока прощайте.