– Уже посадил, – вырвалось у Демида. – Я-то думал, ты мне поможешь… Знаешь ведь ты многое. Да темнишь впустую. Где же совесть твоя христианская? Погибает ведь человек!
– Что за человек погибает? С Яной, что ли, плохо?
– Да.
Алексей помрачнел еще больше.
– Что случилось?
– Да так… Ничего. – Демида охватил вдруг приступ недоверия.
– Ну ты хорош! Лишнего слова не расскажешь, а хочешь, чтобы я тут с тобой в догадки-разгадки играл? Так дела не делаются. Загубить девчонку хочешь?
Душевно было сказано. И Дема сделал уже над собой усилие, пытаясь рассказать Алексею про сегодняшнюю невероятную ночь и все, что ей предшествовало. И не смог.
Давно он не встречал такого подозрительного типа, как Алексей. В каждом его слове сквозила недосказанность, а в попытке сыграть полуграмотного трудягу он, пожалуй, переигрывал лишку. Если бы Демиду сказали сейчас, что Петрович – это Агей, сменивший обличье, он бы ничуть не удивился. Ничего себе совпадение – оказывается, шоферюга, случайно подхвативший Дему ночью в городе, знает Агея с детства, вырос с ним в одной деревне…
Не верил Демид в такие случайности.
– Спасибо, Петрович. Выручил ты нас, но… Я еще не готов рассказать тебе все. Подумать мне надо. Извини.
– Ну и лады. Не рвись. – Алексей положил руку Демиду на плечо. – Не спеши, а то голову потеряешь.
– Петрович, – Демид глянул на Алексея пристально, в самую душу пытаясь залезть. – Кто ты? Колдун? Такой же, как Агей?
– Нет уж, милый. – Петрович уже поворачивался, чтоб уйти, да повернулся. – Баш на баш. Ты – молчок, и я – молчок. Завтра увидимся. Только предупреждаю: не вздумай рвануть отсюда. И сам сгоришь, и девчонку загубишь. Это самое безопасное для вас место. И помни – друг я тебе, а не враг, уж верь или не верь. А пока прощай.
Демид зло глянул на медвежью спину Алексея.
"Господи, когда же все это кончится?"
День был тягучим. Солнце медлительно ползло по небу, наполняя лес колышущимся зноем. Яна все еще спала, не в силах очнуться после бессонной ночи. Демид бесцельно слонялся вокруг избушки, все валилось у него из рук. Раздражал его любой звук – звон комаров над ухом, галдение птиц, шелест листвы.
Издалека вдруг донеслись сухие одиночные стуки – как будто кто-то стрелял из ружья. Демид настороженно прислушался, но все стихло.
Он уселся на пенек и начал строгать ножом дощечку, вырезая человеческую голову. Получалось что-то мерзкое – деревянный идол пялился на Дему незрячими белками и ехидно скалился. Дема запустил чуркой в кусты. И подскочил от неожиданности – на краю поляны стоял человек, вооруженный двустволкой. Этакий старичок-лесовичок. Щуплый, узловатый, заросший до самых глаз клочковатой бородой.
– Чего спужался – то? Я людей, чай, не стреляю. Нервные все стали, – незнакомец подошел поближе.
– Да, станешь тут нервным… Подкрался, как тать в нощи. Да еще и с ружьем!
– А как же? – Старичок захихикал. – Привычка така. Или прикажешь мне по лесу с громом шастать? Я, чай, охотник. Мне шуметь резону нету. Ладно. Серега меня зовут, – он протянул Демиду маленькую морщинистую руку.
– Дема. А по отчеству-то как будешь?
– А никак. Серега и есть Серега.
Охотник достал из кармана щепотку махры, свернул самокрутку и засмолил, окутавшись клубами вонючего дыма.
– А я смотрю, поселился кто-то в лехиной избушке. Гостите, стало быть, у него? В дом-то к себе, небось, не приглашал?
– Нет, – признался Дема.
– Оно понятно. Никого не приглашает. Золото там, что ли, держит? Хитрый Леха мужик. Ты-то откуда его знашь?
– Да познакомились случайно. Позвал отдохнуть на природе, рыбку половить.
– Клюет?
– Кто?
– Рыба, кто еще?
– Клюет. Ты мне вот что скажи, Сергей Батькович. Что этот Алексей из себя представляет? Я ведь и видел-то его полтора раза. Ты, небось, сызмальства его знаешь?
– Да откуда? Он ведь не тутошний. С городу приехал. Купил участок в деревне, делянку. Рабочих пригнал, да и склали они ему домик за два месяца. И ведь дом-то какой чудной, не нашенский.
– Ага. Так он здесь работает, в лесхозе?
– Да ты что? Кто тебе лапши на уши навешал? Не знаю я вообще, где он работает и на что живет. Гоняет на своем "УАЗе" туда-сюда, только пыль стоит. Хозяйства не держит, в дом к себе не пускает. Говорю тебе, непонятный человек, хоть с виду и неплохой.
– Неплохой?
– Ну да, неплохой с виду. В обращении простой. Всю деревню обворожил. Знает, как к людям подступиться. Порой со стороны гляжу – аж завидки берут. Не каждый так умеет. Ко всякому человеку свой подход – ну что твой артист. К этому так, к другому сяк. Роль разыгрыват, как в кине. Вроде лапоть лаптем, а нет – и скажет ученое словечко. И взгляд-то вроде добрый, а наскрозь протыкает, прямо в душу залазит. Не пьет, опять же… По бабам не скачет, хотя мужик холостой, да и явно в силе. Говорю тебе, есть в нем двуличность. Я с ним связываться не люблю.
– А давно он тут обжился?
– Годов пять будет. В аккурат как Дуся Егорова померла, так он ее участок и купил.
– А раньше кем работал?
– Дак откуда ж мне знать? Говорят, ученым был в институте, чуть ли не профессором. А по мне, так он больше на иерея похож. Может, из попов выгнали за грехи какие?
– Ну спасибо, Серега, просветил. Может, перекусишь?
– Да нет, спасибочки. Вот если б стопарик за знакомство… Нет водки-то?
– Нету. Не держим.
– Жаль, – мужичок с подозрением глянул на Дему, и стало видно, что не такой уж он старый – пристрастие к вину износило его раньше времени, припечатало к физиономии немало годков. – Может, дичинки купишь? – Он потряс связкой перепелок и те мотнули мертвыми головками.
– Нет, птичек оставь себе. Лучше вот что скажи мне, Серега. Фонарик электрический у тебя есть?
– Как же. Обязательно.
– Продай мне его.
– А сколько дашь?
– Вот. На пузырь хватит.
– Ну, это мало…
– Не хочешь, не бери. Дело хозяйское.
– Ладно. – Желание выпить взяло верх. – Даром, можно сказать, отдаю. Давай деньги.
Мужичок раздвинул ветки и бесшумно исчез в кустах. Дема остался хозяином фонарика – старого, но вполне исправного. В голове его вызревал план.
День прошел ни шатко, ни валко. Яна очухалась к обеду, но весь день была грустна, говорила мало, двигалась неохотно. Лицо ее осунулось, вокруг глаз появились темные круги. Демиду было до слез жаль видеть, как угасает девчонка. Он обдумывал предстоящие действия – сидеть сложа руки в этом медвежьем углу он не собирался.
Дема решил нанести визит в дом Алексея. Он был уверен, что хозяина ночью не будет – ведь Петрович сказал, что собирается уехать в город. При хорошей пробежке Дема рассчитывал добраться до деревни за час. Таким образом, три часа на всю операцию. Страшно, конечно, оставлять Янку одну, но она об этом знать не будет. Демид надеялся на крест. Он обмотал его бечевкой и привязал к груди Яны, несмотря на ее вялые протесты. Мысли о предстоящем деле не давали ему покоя – не мог он усидеть на месте и нервно вышагивал по поляне, торопя сумерки.
Наконец, наступил вечер. Демид уложил Яну. Убедился, что крест на месте и выскользнул в темноту.
Бежать по ночному лесу было дьявольски противно. Ухабистая песчаная дорога еле виднелась, хотя небо светилось миллионами звезд. Демиду казалось, что его тяжелое дыхание разносится по всей округе, и деревья настороженно прислушиваются к чужаку. Издалека доносился волчий вой, а из под самых деминых ног с треском выломился глухарь, напугав Дему до колик.
Демид не был героем, но умел давить в себе чувство страха. Сейчас же он с трудом контролировал себя, зябкая дрожь леденила душу.
Наконец, по бреху собак Дема понял, что приближается деревня. Высмотрел темный силуэт водонапорной башни и направился к нему. Улица словно вымерла – не светилось ни одно окошко. Дема перемахнул через забор и побежал к дому по дорожке, аккуратно посыпанной гравием. Трава на газоне была подстрижена, везде царил нероссийский порядок, и Дема почувствовал себя частным детективом из западного боевика. Он мотнул головой, отгоняя игривые мысли. Ситуация была непростой и стоило ожидать от хозяина дома любых неприятных сюрпризов.