К
опыта лошадей громко цокали по твердому асфальту, когда мы ехали по старому шоссе в маленький городок. Я чувствовала беспокойство Магнара, сквозившее в его напряженной позе, когда он прижимался ко мне на спине жеребца.
Напряжение между нами было близким к пределу, желание убить его все еще полностью присутствовало в моем сознании, хотя мое тело, прижатое к его спине, хотело другого. Он был бесящим, грешным ублюдком, но я не позволила бы ему узнать, что он оказал на меня какое-либо влияние.
Ночь быстро приближалась, а мы все еще не нашли места для лагеря. Хотя лошади ускорили наше путешествие на юг, теперь у нас возникла дополнительная трудность — найти убежище, достаточно большое, чтобы вместить их, а также нас самих.
Хотя Магнар хотел избежать города, когда мы только заметили его, я убедила его в обратном. В районе, по которому мы ехали, было мало домов, и полуразрушенный город был первым реальным признаком чего-либо от старой цивилизации, что мы увидели за долгое время. У меня было ощущение, что это наш единственный шанс найти здание, достаточно большое, чтобы вместить нас на многие мили вокруг, и Магнар неохотно согласился. Кроме того, нам нужны были припасы; больше всего — еда и вода. Мой урчащий желудок был постоянным напоминанием об этом.
Это поселение представляло собой самую большую группу зданий, не разрушенных бомбами во время Последней войны. На тротуарах скопились опавшие листья, гниющие автомобили перегородили улицы. Все это место кричало на меня своей неестественной тишиной. Он должен был быть полон жизни, но вместо этого оказался заброшенным и жутким.
Ворон каркнул с верхушки фонарного столба, и я вздрогнула, с недоверием уставившись на него.
— Это что, одно из их созданий? — Спросила я шепотом, пока птица следила взглядом за нашим продвижением по улице.
— Нет. Его душа чиста, — ответил Магнар, проследив за моим взглядом, при этом жесткая щетина его челюсти коснулась моей щеки. — Когда ты увидишь столько Фамильяров, сколько видел я, ты сможешь легко их узнать. Они не двигаются и не реагируют естественно, а их глаза блестят серебром на свету. Ты видишь, как вампиры могут заставить тебя ставить все под сомнение?
Я кивнула. Чем больше я узнавала о вампирах, тем больше находила причин их бояться.
— Они долгое время использовали этот страх, чтобы управлять людьми, загоняя их в угол или пленяя по своему усмотрению. Они манипуляторы, коварные твари, порожденные смертью и соблазном, с их уст не сходит ничего, кроме лжи, — грубо сказал он, и я почти обрадовалась тому, что его руки обвились вокруг меня, что это могущественное существо за моей спиной, вероятно, единственный мужчина в мире, способный попытаться бросить им вызов.
По мере того, как вокруг нас росло скопление бетонных коробок, во мне начало поселяться чувство тревоги. В таком замкнутом пространстве с таким количеством зданий, внутри и между которыми можно было спрятаться, трудно было не представить глаза, глядящие на нас из каждого темного угла.
Я положила руку на Фурию, но клинок был спокоен, как будто спал. Это было лучшим подтверждением того, что поблизости не прячутся вампиры, но я все равно чувствовала себя на взводе.
— Как создавались такие места? — пробормотал Магнар позади меня, и я повернулась в его руках, чтобы взглянуть на него. Его лоб был нахмурен то ли от беспокойства, то ли от замешательства, и я не была уверена, что беспокоило меня больше.
— Ты имеешь в виду здания? — Спросила я, проследив за его взглядом и увидев старую вывеску в форме огромной коричневой ковбойской шляпы.
Я попыталась разобрать слова, начертанные на ней, но с моими ограниченными способностями к чтению закрученный желтый текст был неразборчив, и я не смогла разобрать ничего после большой заглавной буквы Р.
— Они такие… квадратные. — Магнар продолжал хмуро смотреть на них, как будто сами здания оскорбляли его только своими одинаковыми углами, и я улыбнулась.
— Я думаю, они использовали машины для изготовления кирпичей и прочего. — Мне не удавалось толком объяснить Магнару, что такое механика. Мое собственное представление об электричестве и машинах и так было ограниченным, а у него в свое время не было ничего подобного, с чем можно было бы сравнить. Легко было забыть, насколько странным должен был быть для него этот мир. Он оказался вырван из реальности, в которой вырос, и брошен в руины цивилизации, превосходящей все, что он когда-либо мог себе представить.