— Ешьте! — Снова потребовал Андвари, поднимая обе руки, и моя рука поднялась под его силой, а желание вгрызться в фрукт захлестнуло меня.
Я сопротивлялся изо всех сил, но моя дрожащая рука поднялась, и блестящее яблоко коснулось моих губ. Мередит впилась зубами в свое собственное, ее глаза затуманились от страха и раскаяния из-за того, что она не могла остановиться.
Нет, не ешь это.
Мне пришлось откусить кусочек, и самый сладкий сок, который я когда-либо пробовал, просочился на мой язык: сахар и энергия слились воедино, очаровывая меня. Я прожевал мягкие кусочки, внезапно потеряв способность остановиться, опьяненный вкусом и желая большего. Гораздо большего.
Когда я проглотил, сила Андвари отпустила меня, и я решительно отшвырнул яблоко на землю. Мередит кинула свое рядом с моим, но, в отличие от моего, оно стало пепельно-серым и сгнило у нас на глазах.
Она со стоном упала вперед, и я с криком страха подхватил ее, падая на колени.
Другие тоже падали, но я мог видеть только свою сестру, мое сердце разрывалось надвое, оставляя лишь боль.
— Что ты наделал!? — Я зарычал на Андвари, но в ответ раздался только его холодный смех.
Мередит дернулась в моих руках, и изо рта у нее пошла пена, в то время как боль пронзила меня изнутри и оставила опустошенным. Ее глаза закатились, и кровь смешалась с месивом вокруг губ, когда смерть пришла за ней.
— Нет, останься со мной. Я здесь, я с тобой, — пообещал я, встряхивая ее, чтобы не дать ее глазам закрыться. Но постепенно она успокоилась в моих объятиях, и ее глаза затрепетали, закрывшись, прежде чем хриплый вздох покинул ее легкие.
— Мередит, — взмолился я, мой голос надломился, горе сжало мое сердце в несгибаемом кулаке. — Не уходи.
Но она уже ушла, неподвижность ее тела едва давила на мои колени, как будто она вдруг перестала что-либо весить.
Мое горло сжалось, и боль охватила мою душу, удушье от ее потери было слишком сильным, чтобы его вынести.
Мое тело сотрясли сильные спазмы, и я был уверен, что смерть придет и за мной, горе разрывало мне горло. Я обернулся и обнаружил, что в живых остались только Кларисса, Майлз и Фабиан, их братья и сестры лежали мертвыми у их ног или содрогались у них на руках в предсмертных муках.
Кларисса закричала от боли, цепляясь за своих братьев, а Фабиан стоял в шоке, глядя на своих павших сестер с ревом сильнейшей агонии, покидающим его.
На меня обрушилась сила, подобной которой я никогда раньше не испытывал, заставив меня податься вперед так, что мои руки вжались в грязь. Электричество потекло по моим венам и пробежало по мышцам, впуская в мое тело мощную силу, которая ощущалась сродни огню, пожирающему мои кости.
Во рту у меня заболело; клыки выросли и впились в язык, затем меня сразу захлестнула сотня запахов: от костра до землистого запаха грязи подо мной. Звуки становились громче, отдаваясь в моем черепе, и крик разорвал воздух, заставив меня вздрогнуть от резкости шума.
Андвари освободил мою деревню от своих чар, и вокруг нас воцарился хаос, но я не мог повернуть голову, чтобы узнать причину.
Над всем этим раздавался медленный, замирающий стук пульса моей сестры, все еще едва цепляющейся за жизнь. Он звал меня. Окружал меня. Но когда этот звук наконец затих, я положил Мередит на землю, отползая от нее подальше, борясь с ужасающим ощущением, охватившим мое тело.
Горе отступило, захваченное в заложники растущей потребностью в основании моего горла, потребностью, которая выходила за рамки всякой логики и разума. Я отчаянно чего-то хотел. Я жаждал этого больше, чем воздуха в своих легких. Эта была настолько фундаментальная потребность, что она бросала вызов всем другим человеческим потребностям, которыми я обладал, став единственной целью моего существования.
Мое зрение дрогнуло, становясь острее, пока мир передо мной не наполнился красками, такими яркими, что показалось, что я никогда раньше не видел мир отчетливо. Но один цвет выделялся среди всех остальных. Красный.
Из шеи Нилы текла кровь. Майлз был сверху, впиваясь зубами в ее горло. В горло его собственной матери. И когда запах крови ударил в мои чувства, жгучая жажда пронзила мое горло, требуя утоления. Я потерял себя, по спирали спускаясь в темную яму внутри себя и теряя контроль над тем, кто я есть.
Люди передо мной внезапно перестали значить что-либо, просто движущиеся тела, в которых было то единственное, что мне было нужно, чтобы утолить этот голод. Я поднялся на ноги и побежал к мужчине с длинными черными волосами. Он попытался отползти в сторону, но я схватил его за горло и прижал к земле с рычанием, срывающимся с моих губ. Мои инстинкты подсказали мне, что делать, и я повернул его голову набок, впиваясь зубами в шею, пока кровь не хлынула мне в рот, и облегчение не захлестнуло мою грудь от того, что я получил этот приз.