– А еще его могут сожрать дикие звери или аборигены, если у него, конечно, мясо не слишком жесткое, – добавил я. – Мсье знает толк в извращениях!
Так или иначе, руки Верона оставались чисты. Это как похоронить человека заживо, оставив ему в гробу пистолет с одним патроном. По сути это не убийство, но маловероятно, что он использует этот патрон, чтобы отбиваться от червей.
– И еще кое-что.
– Да-да?
– Мы никого не забыли?
Все призадумались, осматриваясь по сторонам. Было слишком тихо, никто не причитал, не ныл и не угрожал.
– Ядрена кочерыжка! – вскрикнул я. – А где Костун и те лысые?
– Кажется, мы оставили их в машинах.
– Если они все еще живы, мы их заберем, – сказал Верон.
– Как скажешь. Ладно Костун, он без сознания, но те лысые-то почему не вылезли после перестрелки?
Мы вернулись на эту чертову пустынную планету, засыпанную красным как перец песком. Высадив упирающегося здоровяка из «тарелки» недалеко от гор (возле других, где, как нам казалось, никто не живет), мы отлетели метров на сто и выбросили ему две винтовки, в одной из которых был лишь один патрон, – чего зря оружием раскидываться? Потом взлетели вверх и довольно быстро нашли место, где мы оставили толстосумов, так как неподалеку стояла дюжина разбитых машин и лежало в крови десятка три аборигенов и еще примерно столько же солдат в черном, и это не считая убитых зверей. На фоне пустыни, пусть даже и красноватой, эта картина явственно выделялась. Опускаясь на землю, мы увидели, что толстяк уже пришел в себя и даже вылез из машины, испуганно озираясь и не понимая, что да как: слева и справа кровавое месиво, впереди – приземляющаяся черная тарелка с неизвестно кем внутри. Любой будет в шоке.
Трап опустился.
– Ну, привет, – помахал я ему.
– Что… что здесь произошло? Откуда вы?..
– Ты залезать-то собираешься? Или решил тут пока пожить?
Костун сначала осмотрелся вокруг, потом немного призадумался (или сделал вид) и за неимением альтернатив все же решил пойти к нам. Я вышел из корабля и окрикнул лысых стариков. Ответа не последовало. Подойдя к машине, в которой они должны были быть, я увидел их тела – они даже не пытались спрятаться, – цокнул языком и вернулся в «тарелку». Верон вопросительно посмотрел на меня. Я лишь покачал головой. И мы поспешно вернулись в открытый космос.
– Так, – сказал я, потирая руки, – первый вопрос решен. Остался еще один: куда нам отправиться?
– Мы летим ко мне, – твердо сообщил Верон.
– О, а ты живешь где-то неподалеку?
– На самом деле, я живу очень далеко – несколько тысяч галактик отсюда. Но мы летим немного в другом направлении, там находится… вилла.
Верон не выглядел особо довольным. Судя по всему, то место не вызывало в нем радостных воспоминаний, но я решил довериться ему. Всяко лучше, чем лететь ко мне в гостиницу.
– Я не прихватил с собой сменное белье. Можно мы заедем в магазин?
– Я не дурак, чтобы лететь туда напрямую. Совершим метасалирование и вмиг будем там.
Все только охнули. Даже Костун, который все еще не пришел в себя, сразу понял, что его ждет.
– Ненавижу метасалирование, – поморщился я, – а точнее это чувство… ничего.
– Его никто не любит, а что поделать? – отозвался Иолай.
– А нам энергии-то хватит? – поинтересовался я у Верона. Обычно «тарелки» патрульных не обладали возможностью накопления большого количества энергии.
– Сразу на место мы прыгнуть не сможем, ни один корабль во Вселенной не способен прыгнуть на такой расстояние в один скачок, поэтому придется переместиться несколько раз.
– Бли-ин, – недовольно протянула Мара.
– Я не хочу, – жалобно подал голос Костун. Он не прекращал держаться за свою подбитую руку, словно боясь, что она отвалится. Он был бледен, отчего синяки под глазами проступали еще отчетливей, и едва даже седел в кресле от истощения, как физического, так и морального: если верить Маре, его никто никогда не бил, а тут за несколько дней разбитый нос и пуля в плече. И не говоря уже о том, что у него не осталось телохранителей, а его драгоценные денюшки сейчас не ценней макулатуры.
– Чего ты не хочешь?
– Не хочу лететь туда, куда вы тут все собрались.
Несмотря на все невзгоды, обрушившиеся на его толстые, но от этого не менее хрупкие плечи, он лишь причитал, однако не видно было, чтобы он погряз в безысходности. Вероятно, он даже не понимал, как все на самом деле плохо.
– А, ну да, ты же все пропустил.
И я рассказал ему как можно более простым языком, что случилось на лайнере и кто те убитые солдаты. Костун по несколько раз переспрашивал, но все же, в конечном итоге, понял основную мысль: нас хотят убить, и деньги ему тут опять не помощники, – все же он до этого об этом не задумывался.