Вдруг, эльф отстранился.
«Я думаю, этого достаточно!».
Шарлотта, вновь к своему удивлению, испытала разочарование оттого, что самый приятный поцелуй, возможно, за всю её жизнь, оборвался и не перерос во что-то большее. Кровь продолжала бурлить, сердце неистово билось, а кожа лица ощутимо горела. Глядя на него, Гриффин находила незнакомца безумно манящим — насколько это было нормально? Ей бы хотелось одёрнуть себя, но не получалось, особенно после резко вспыхнувшего воспоминания в голове об измене мужа. А что, если это отличный шанс отомстить?
Только она захотела броситься в объятия эльфа с целью продолжить, как голос в её голове — его голос — строго остановил поток её странных идей:«Не нужно играть с моими чувствами. Ты мне правда очень нравишься, но я не хочу быть инструментом мести».
Сердце Шарлотты болезненно кольнуло. Ноги немного обмякли, и она чуть не оступилась, шагнув назад. Неужели всё это время он знал, что она чувствует, чего хочет, но не стал этим пользоваться? Почему? К чему это благородство? И разве эльфы этих краёв способны на такое?
«Я не чудовище. И я не хочу причинять боль человеку, который тронул моё сердце настолько сильно, что я пошёл против воли отца и короля».
Эльф мягко и немного кротко улыбнулся. Шарлотта только и могла, что смотреть на него круглыми глазами, раскрыв рот. Его слова тронули её и очень глубоко задели. Буря мыслей и эмоций переполняли Гриффин, но сказать ничего не получалось. Эльф уже собрался уходить, неспешно повернувшись к ней спиной, и только тогда она смогла спросить:
— Погоди! Как тебя зовут?
Эльф, продолжая радушно и нежно улыбаться, отчего у Шарлотты на душе становилось пугающе тепло, ответил: — Феанфил. Удачи тебе, Шарлотта.
Он ушёл, оставив её наедине со своими эмоциями и мыслями. И какими-то странными чувствами, из-за которых Шарлотта еле сдерживала порыв и стыдное для неё желание побежать за ним.
* * *
Шарлотта быстро закончила с личными отчётами, а посему ей было позволено отправиться в длительное увольнение — полноценный отпуск, чтобы отдохнуть и с новыми силами вернуться в строй. Первым делом, перешагнув порог уже злившего её своим видом Главного Здания Военного Совета и Управления Обороны, Гриффин быстрыми шагами метнулась в городской госпиталь, где как раз лежал её сын.
Несчастный ребёнок. Всего пять лет, а уже настигла страшная болезнь: самый обычный рак лёгких. Никакие новшества в медицине и прогресс в лечении опухолей даже магией не давали явных результатов. Единственный прогресс заключался в том, что Леон всё ещё был жив. Шарлотту коробило ото всех этих мыслей, чудовищного осознания и паники, потому что она никак не могла ему помочь. Все её возможности сводились к дежурным словам поддержки, присутствию и попыткам ободрить умирающего мальчика.
И именно в этот день случилось страшное: Шарлотте не позволили увидеть сына. Леон попал в реанимацию с лёгочным кровотечением. Прогнозы врачей были настолько неутешительными, что Шарлотта потеряла сознание, а как только запах нашатыря привёл её в чувство, только и оставалось, что бесконтрольно лить слёзы. Так она и просидела в коридоре несколько часов, ожидая хоть какой-то вести от докторов. Глаза уже болели от нескончаемых рыданий, которые Гриффин не была в состоянии контролировать. Всё за грудиной настолько распирало от фантомных болей, вызванных страхом потерять сына, что Шарлотта еле-еле могла сделать вдох. Иной раз ей казалось, что и она тут умрёт. Вместе с Леоном. Даже если и нет, то она точно знала: если её ребёнка не станет, то ей жить больше будет не зачем.
Вскоре к ней подоспела медсестра, с облегчением доложившая:
— Всё хорошо. Доктора стабилизировали его состояние. Кровотечение остановлено.
С души Шарлотты упал не просто камень, а целая груда валунов. Слёзы хлынули ещё сильнее.
— Я могу его увидеть? — Шарлотта попыталась спросить чётко, но заикание не дало ей этого сделать. Она чувствовала себя жалкой, хотя всё это было незначимо — главное, что Леон выжил.
— Пациенту сейчас нужен покой. Навестите его завтра, — дежурно бросила медсестра, кивком попрощавшись. Шарлотта тяжело вздохнула, но всё равно с некоторым облегчением. Её жизнь в буквальном смысле продлилась ещё как минимум на один день.
— Значит, завтра… — устало протянула она, вставая с потёртой больничной банкетки.
Майский вечер и пережитый стресс так и взывали выкурить сигарету, и даже не одну. В этот раз табак даже не горчил, а запах дыма едва ли ощущался. Вместо него все рецепторы были обращены к запаху буйно цветущей сирени. Шарлотта редко позволяла себе расслабление в виде курения, только лишь после сильных эмоциональных потрясений. Неспешно она отправилась домой, где её должен был ждать муж. Ждал ли? А стоит ли вообще идти домой? Беннет должен был быть осведомлён о возвращении супруги, но ни встречи, ни совместного похода к сыну не состоялось. Более того, он не соизволил посетить госпиталь во время всего того кошмара, который Шарлотта переживала в гордом одиночестве, хотя его должны были немедленно уведомить о тяжёлом состоянии их сына.