Несмотря на то, что Фил знал, что происходящее здесь вряд ли было доподлинно настоящим, он всё равно ощущал тело Эрины, а оттого осознавал её уязвимость.
— Тебе нужно уходить отсюда. Тут ты будешь в опасности. Подсолнух, ты слышишь меня?
Встревоженная Эрина кивнула, но теперь её образ приобрёл привычные черты: она снова та самая курсанта Эрина Уилд в зелёной форме, и уже в объятиях привычного ей старшего лейтенанта Ригера, глаза которого продолжали сиять фиолетовым светом.
***
— А! — вскрикнула Эрина. Её будто ледяной водой окатили, всё тело дрожало, голова раскалывалась от боли. До неё даже не сразу дошло, что она снова в том самом злополучном мрачном бункере в окружении взбудораженных её криками военных. Опустошённая, она бессильно упала со стула. К ней подорвались двое солдат.
— Эй! Что с тобой? — спросил один из них, поднимая Эрину под руку и сажая обратно на скрипучий стул. Но она не спешила отвечать. Даже не знала, что ей ответить. Это был сон? Что она только что видела? Кого? Кто это был и зачем он к ней пришёл?
— Фил… — только и смогла выдавить девушка из себя шёпотом.
***
Фил смотрел тому, кого его мать назвала Фениксом Меридианы, прямо в глаза, которые тоже теперь излучали свет. Его человеческий образ постепенно растворялся в расползающемся свете. Он ставился тем, что видел снаружи Ригер. От поля, обдуваемого нежным ветром, ничего не осталось, кроме пепелища, затянутого чёрным густым дымом. Фил видел, что сумел навредить Фениксу.
— Что, — озлобленно прорычал Фил, чуть ли не скалясь на Меридиану, как дикий зверь, — поговорим снаружи? Или ограничимся беседой здесь? Мне лично всё равно. Я что тут, что там с удовольствием размажу тебя по земле. «ВЫСКОЧКА».
Голоса эхом ударили в голову Фила, заставив его поморщиться от дискомфорта. Было чувство, что ему на голову надели железную кастрюлю и со всей силы ударили по ней чем-то тяжёлым. Но он не поддался.
«ТЫ НИЧЕГО НЕ МОЖЕШЬ, ЩЕНОК».
Вспышка яркого жёлтого света расползлась с электрическим треском в мгновение ока во все стороны, скрывая в непроглядном сиянии всё, что было вокруг.
Фил снова очутился на поле боя, загнанный в щель в земле, рядом со своими товарищами, которые испуганно на него таращились всё это время. Он увидел это и растерянно спросил:
— Что не так?
Шарлотта и Мариэн попытались что-то сказать, но вместо них мгновенно своё слово вставил Авил:
— Если опустить тот факт, что у тебя глаза светятся, будто вместо них тебе в глазницы засунули фиолетовые лампочки, а воздух полминуты трещал так, словно ещё немного, и мы вместе с островом взлетим на воздух. В остальном всё хорошо. Правда, очень жарко. Я вспотел, как конь на ипподроме! Ты горячий парень, товарищ старший лейтенант! Мариэн и Шарлотта как-то неодобрительно, но в это же время с недоумением пялились на разговорчивого Авила. Несмотря на все свои повреждения и потерю крови, он отлично держался. Казалось, при необходимости сможет даже драться.
— Ты ещё когда делал злое лицо, вокруг тебя так камушки забавно подлетали! — добавил Либкнехт.
Фил с непониманием и шоком таращился на троицу, в частности на Шарлотту: она это понимала по тому, как он повернул голову в её сторону, так как радужки, зрачков и склеры в свете магического огня не было видно.
Такого Шарлотта не видела. Область вокруг глаз её сына почернела, словно обуглилась, но Фил явно не испытывал боли. Или это какая-то магия, или нервные окончания мгновенно сгорели вокруг глаз эльфа. Но как он тогда видел? Слишком много вопросов и ни одного ответа.
— Интересно, а мозги у тебя сейчас тоже светятся? — неуместно вставил Авил, за что получил по голове ладонью от, хоть и напуганной, но раздражённой его поведением Мариэн.
Только сейчас Фил ощутил, что его голова буквально горит изнутри, да так, будто прямо внутрь залили раскалённое железо. От боли он скривил лицо и согнулся, хватаясь за горячую голову. Мариэн и Шарлотта резво подорвались к нему, но стоило женщинам коснуться эльфа, как обе одёрнули руки, одновременно воскликнув:
— Горячо!
— Ау! Больно!
От их реакции сам Фил встрепенулся. Хотя он не чувствовал, что для Мариэн и Шарлотты был как раскалённый радиатор, до которого не так-то просто дотронуться и не вскрикнуть от жгучей боли. Маршал Гриффин побледнела, глаза её широко в ужасе раскрылись, а после она жестко сказала, чуть ли не крича: