— Все вон отсюда!
Абсолютно каждый без лишних вопросов поспешил покинуть палату, даже недовольно нахмурившийся Леон. Как только они остались одни, Шарлотта бережно взяла руку Фила.
— Это драконы?
— Это… я сам.
Фил распустил бинты, обнажая обожжённую кожу. И за долю секунды его взгляд, отражавший холодное равнодушие и усталость, блеснул шоком: чёрно-красные, словно угли, руки уже стали светлеть, будто бы заживать. Шарлотта в испуге схватилась за эту руку и уставилась на неё, притянув к себе.
— Ай…
— Прости… Скажи мне, Фил, а как именно они болят? У тебя же ещё ноги? Верно?
Не дожидаясь ответов, Шарлотта скинула с Фила одеяло и стала разбинтовывать ногу, которую, к слову, ещё и прокусил дракон. Уже даже не изумлению, а к глубокому шоку Фила, ран от укуса практически не было видно, хотя они были глубокими.
— Знаешь, это всё странно, — растерянно заявил Фил.
— Что? Говори!
Фил коротко обговорил тот факт, что до того, как частично превратиться в уголёк из печи, его за эту самую ногу схватил дракон и нанёс серьёзные рваные раны, а теперь их нет.
— …словно, они зажили быстрее, потому что… я был раньше укушен, что ли, — эльф растерялся.
— Так как именно болело? — снова, уже строго, спросила Шарлотта.
— Да как обычно. Ну, почти. Если честно, сначала это было похоже на тепло, как будто бы кровь прилила. Огонь шёл изнутри, как обычно. Ничего нового, кроме того, что было такое чувство, что у меня и кости сгорели. — В конце сказанного Фил усмехнулся. — Скажи мне, мама, что это всё значит? Я что, какой-то секретный эксперимент наших учёных? Сначала Шарлотта рассердилась, нахмурив аккуратные чёрные брови и прищурив голубые выразительные глаза, окаймлённые густыми тёмными ресницами. Едва заметные морщины, с огромной натяжкой говорившие о её возрасте, углубились, сделав утончённое благородное лицо строгим и суровым. Но тут же она снова переменилась в лице, отвела взгляд. Скрывать свои эмоции этой женщине никогда не удавалось при нём.
— Почему ты мне тогда задаёшь все эти вопросы? Как будто что-то да знаешь, — Фил не терял надежды получить хоть какой-то ответ. — Скажи уже, наконец, в чём тут дело.
— Фил, я…
За дверью доносился шум, возмущённые голоса, а потом дверь открылась, и в неё влетела Эрина. Фил сумел только широко раскрыть глаза, а вслед девушке лились возмущения и оскорбления.
— Лейтенант!
— Ты что тут делаешь, Подсолнух? — Фил выдавил из себя возмущение и озлобленность, хотя, к своему собственному удивлению, он был рад её видеть. В палату залетели офицеры и стали все хором молить главмаршала о прощении, перебивая друг друга:
— Простите нас, главмаршал! Она никого не послушала и ворвалась сюда! Мы сейчас же её уведем!
Один из офицеров, коренастый усатый светлый мужчина средних лет, попытался оттащить Эрину, которая уже вцепилась руками в Фила, не желая никуда уходить. Шарлотта с изумлением за всем этим наблюдала, а после легко улыбнулась и сказала:
— Оставьте её.
— Но, глав…
— Пойдёмте, пойдёмте. Поговорим все вместе в более подходящем месте. Госпиталь предназначен для восстановления больных и раненых, а не для вашего балагана. До встречи, лейтенант Ригер.
Фил только покорчился вслед матери, и потом уже, как только дверь захлопнулась, обратил внимание на Эрину, севшую рядом на стул, который подставил ближе к койке лейтенант Аарон. В руках у девушки был бумажный пакет.
— А! Это вам! — воскликнула она, протягивая этот самый пакет. — Я принесла вам поесть. Говорят, в госпиталях плохо кормят. Ну, и вдруг вам будет мало. И вы голодный… ну. Эм…
— Спасибо, Эрина.
Улыбка всплыла сама по себе. Возможно, Фил бы и не предал этому такого значения, если бы не растроганное выражение лица Эрины. Она улыбнулась ему в ответ, широко и ясно. Она, точно солнце, излучала свет, который согревал его и даровал волю к жизни. Невольно эльф окинул взглядом чистую, светлую палату, в которой, скорее всего, не так давно делали капитальный ремонт, и он осознал, что давно цвета вокруг для него не выглядели так ярко, как сейчас. Перевёл взгляд на окно, за которым виднелся тёплый розовый закат с прожилками золотых нитей и лоскутков огненных облаков. И правда: цвета становились отчего-то всё ярче и ярче.
— Вы, наверно, очень устали. Я, пожалуй, это… пойду. До свидания, лейтенант.
— Пока.
Стоило дверь закрыться, как Фил ощутил тоску и одиночество. То ли солнце уже глубоко погрузилось за горизонт, то ли опять мир вокруг стал сереть, но Филу от этого стало как-то не по себе. Откинувшись назад, упав головой на подушку и опустив уставшие веки, он надеялся быстро погрузиться в сон. Мыслей уже никаких не осталось, только тяжёлое изнеможение, камнем утащившее на дно в пучину тьмы мира его грёз.