Её голос был спокоен, слишком спокоен, но её слова, будто плетью стегнули по совести Иво. Он опустил голову, посмотрев на свои колени до того, как она заметила как краска залила его шею и даже уши.
— Ари был тут, как и ваши женщины. Вы были в безопасности.
— Я была оскорблена.
— Я не хотел этого.
— А после я должна была пойти на мессу, — продолжила она, не слушая его, разжигая в себе праведный гнев, противоречащий словам о том, что она не сердится. — Тоже без мужа. И там я стояла на коленях и краснела перед отцом Теобальдом, в то время как вы скакали по окрестностям. Ваша охота была удачной, милорд? Это то, что я ему сказала о причине вашего отсутствия. Я думала, что это было лучше, чем просто признать, что я понятия не имела о том, где вы были и почему уехали. Я решила, что ложь священнику была не большим грехом, чем то, что мы делали вчера ночью.
— Это не было ложью, и это не было гре…
— То есть вы охотились? — его слова заставили её подскочить со стула. — Вы оставили меня, чтобы пойти поохотиться?
— Нет. Моему отъезду были другие причины, но я действительно немного поохотился во время своего отсутствия, что означает, что вы не солгали священнику. И при всём при этом, вы не грешили со мной.
— Это не то, что сказал мне отец Теобальд. Он говорил этим утром о тех невоздержанных вещах, что муж и жена должны избегать делать. Мы пропустили многое вчера ночью, я думаю.
— Для мужчины, отказавшегося от женщин, отец Теобальд слишком много об этом знает, — Иво боролся с собой, чтобы его голос оставался спокойным. Он начинал злиться, не он один ошибался. — Ничто из того, чем муж и жена наслаждаются вместе, не является грехом для нормального божьего человека. Относительно оскорбления, всё, что я могу сделать, это лишь снова повторить, что не намеривался оскорбить вас, и сказать, что я не уехал бы от вас, не имея серьезных оснований.
— Так в чём же причина? — с вызовом спросила она.
Он покачал головой:
— Вы не поймёте.
— Я не глупа, милорд. Объясните так, чтобы я поняла. Это наказание за мой острый язык?
— Нет.
— Я вызвала ваше недовольство своим поведением в кровати?
— Нет! Ради бога, Алейда, это то, о чём вы думали весь день? Вы понравились мне, и мне даже не описать словами насколько. Конечно, вам это известно.
— Тогда почему? — потребовала она ответа.
— Я не могу сказать вам.
— Не можете или не хотите?
— И то, и другое, — вырвалось у него, до того как он смог себя остановить. — И теперь вам следует знать, что я буду каждый день уезжать, без объяснений.
Она смотрела на него, шокированная, так, будто он её ударил.
— Каждый день?
— Каждый день, на протяжении всего дня, при любых обстоятельствах, и по той же причине, которая не имеет никакого, никакого! отношения к тому, что было у нас с вами или к тому был или не был я рассержен. Это не мой выбор. Это… то, что я вынужден делать.
— Но почему? — вскричала она.
— Потому, что я должен. Прекрати спрашивать, женщина. Это единственный ответ, который ты получишь.
— Это, — начала она, но Иво придвинулся к ней с предупреждением в глазах, и она замолчала. Со звуком «Хммм» она пошла к своей, лежащей у окна вышивке.
— Потому, что я должен. Потому, что я должен, — повторяла она себе под нос, точно подражая его голосу. Она села, вытащила иглу и воткнула её в ткань:
— Coillons[35]!
Звук любимого ругательства Бранда, слетевший с губ его жены— леди, пусть даже и рассвирепевшей, пусть даже это и было сказано на французском, усыпило осторожность Иво. Он начал смеяться, а когда она повернулась к нему готовая к битве, это рассмешило его ещё больше.
— Я знал, что вы не станете монахиней, пока они не начнут ругаться как портовые моряки.
Она начала задыхаться, хотя и невозможно было понять, сдерживает ли она новые ругательства или пытается не рассмеяться, но внезапно весь запал ушел из неё.
— Это то, что я имела ввиду, милорд. Вы заявляете, что будете мне мужем лишь ночью, вы дразните меня и очевидно ожидаете, что я буду смеяться вместе с вами.
— Что вы почти и сделали, — сказал он, почти заработав проблеск улыбки, который сопровождал хмурый взгляд, такой же кислый, как скисшее молоко. Он попробовал подойти с другой стороны. — Многие мужчины — мужья лишь ночью, и многие леди рады этому.
— Многие леди вообще не желали бы иметь мужей, — она вздохнула так, будто это касалось и её, но когда она вновь заговорила, это ощущение прошло. — Мне не следует пытаться менять вас, милорд, не так ли?
— Не следует.