Выбрать главу

— Вы теперь капитан, — отозвался Рамстан. Он наслаждался, видя Бенагура в столь трудном положении, и в то же время сочувствовал ему. Но он должен был как-то дать понять Бенагуру, что эти мелкие сложности не так уж велики, не имеют особого значения. Хотя для него самого они жизненно важны, по сравнению с главными событиями они ничто.

Но потом он подумал: «Нет, данная ситуация крайне важна. Не потому, что в опасности моя честь и жизнь. Я, и только я, насколько мне известно, могу рассказать Бенагуру, рассказать экипажу, что же на самом деле происходит».

Однако коммодор не дал ему такой возможности. Он отключил связь, и хотя Рамстан пытался вызвать его снова, Бенагур либо не слышал слов бывшего капитана, либо игнорировал их.

Рамстан не имел представления, на какой стадии находились переговоры. Если они подходили к концу, то осталось только несколько часов — столько, сколько надо челноку с «Попакапью», чтобы достичь «Аль-Бурага» — или наоборот.

Рамстан открыл дверь и обратился к одному из часовых:

— Мне нужно, чтобы кто-то немедленно передал запись… — Он сглотнул: произнести это звание было трудно. — … капитану Бенагуру. Это чрезвычайно важно, это вопрос жизни и смерти для всех!

— Сожалею, сэр, — ответил охранник, — у меня нет на это полномочий.

— Вы должны! К черту полномочия! Если вы это не сделаете, тенолт нападут на нас!

— Простите, сэр, я не могу это сделать.

— Послушайте! Существует возможность, которую просмотрели мы с Бенагуром! Тенолт нет нужды настаивать на том, чтобы Бенагур передал меня им! Как только они получат глайфу, они убьют меня — уничтожив «Аль-Бураг» и всех на нем! К тому же…

— Простите, сэр.

Рамстан закрыл дверь, вынул из кармана три дара Вассрусс и уставился на них. Треугольник, квадрат, круг. Он не знал, могут ли они совершить то, что приписывала им Вассрусс, но вуордха говорили, что могут. И сами вуордха определенно желали наложить на эти камешки лапу. Он может сейчас сбежать. Однако побег был крайним средством. Аллах знает, куда его занесет; и куда бы он ни попал, он может застрять там до самой смерти.

— Глайфа! — закричал он. — Я должен поговорить с тобой! Ты должна знать, что происходит! Или ты позволишь всему пойти к чертям?

Молчание.

ГЛАВА 22

С одной стороны, отсутствие ответа ободряло. Оно могло означать, что глайфа знает: он сделает все, что нужно, сам.

С другой стороны, глайфа могла предать его. Возможно, она решила, что Бенагур теперь поможет ей добиться того, чего она хотела — что бы это ни было.

Рамстан встал перед пустым светящимся экраном и произнес кодовое слово. Оно перебивало все остальные приказы или по крайней мере должно было делать это. Когда он тайно сообщил этот пароль «Аль-Бурагу», все законы были на его стороне и корабль должен был повиноваться. Сейчас Рамстан действовал вопреки закону. Ну и что? Он уже давно делал это.

Немедленно на экране появились слова, начертанные арабским алфавитом двадцать третьего века:

— Слушаюсь, капитан!

Предполагалось, что в мозг «Аль-Бурага» заложено не больше самосознания, чем у пса, но на эту тему постоянно велись споры. Однако все были согласны, что у пса больше самосознания, чем у попугая. И это означало, что корабль будет повиноваться его приказам, вне зависимости от того, постигает корабль человеческий язык или нет.

Рамстан произнес несколько слов, и экран потемнел. Ну конечно. Глайфа заперта в сейфе. Рамстан отдал другой приказ. Теперь на экране была каюта Бенагура, вид с противоположной переборки на ту, в которую был вмонтирован сейф.

Рамстан отдал еще один приказ. Если «Аль-Бураг» выполнит его — а не было никакого повода думать иначе, — то глайфа провалится в отверстие в днище сейфа и под действием давления воздуха переместится в каюту Рамстана.

Дожидаясь, пока этот медленный процесс завершится, Рамстан задействовал экран на мостике. Видеопластина там была размещена высоко и развернута так, что охватывала центральную часть рубки управления. Бенагур расхаживал взад-вперед — совсем как Рамстан в свое время. Нуоли стояла перед панелью экранов. Тенно, глядя на обзорный экран, сказал:

— Толтийский челнок в ста километрах от нас, сэр, и медленно приближается.

— Отлично, — отозвался Бенагур. Однако вид у него был недовольный. Лохматые черные брови сошлись на нахмуренном лбу; губы, когда он молчал, были плотно сжаты. — «Попакапью» не изменил свое положение?