Фродо утер потный лоб.
— А представьте толпу ненормальных в цветастых простынках, с палками, с картонками всякими, консервными банками. Профессор, замок у Элронда вроде не из помидорных ящиков должен быть сделан, мы так понимаем? Представьте, как ему там приходится. А еще Гимли твердит, что у гномов борода не бывает из мочалки. Хотя, говорит, придумано хитро. Если бы у гномов борода была из мочалки, Балрог в Мории бы не завелся, он все-таки существо тоже одушевленное. А Саурон просто извелся, говорит, если бы знал, в свое время, как можно поизгаляться над эльфами, то... А так, я тоже как Саурон думаю, Арвен ведь стройная женщина, да, Профессор, красивая ведь? Галадриэль тоже не задница и не рожа? Извините, Профессор, вырвалось. И по-эльфийски говорит неплохо. Это ее родной язык, вообще-то. В общем, Профессор, мне надо бежать, вот вам богатства...
Фродо упал на колени и стал суетливо развязывать свой мешок.
— Вот вам письма, а вот самое главное! — Он бережно вытащил шар, завернутый в кусок мятого бархата. — Вот Палантир. Как стемнеет, как следует посмотрите, как следует! Днем он работает плохо, не видно почти. Саруман говорит, весь ресурс отожрали своей бредятиной, гады. А как стемнеет, как следует посмотрите. Извините, Профессор, но это Саруман так сказал. Все, Профессор, я побежал!
Фродо уткнулся Профессору головой в живот и всхлипнул. Через пять секунд он был на улице. Хлопнула дверь, застучали копыта, все стихло. Профессор чувствовал, что почти падает в обморок. Он бухнулся на колени и уставился на мешок. Перевел дух и дрожащими пальцами вытащил из мешка свиток.
— «Профессор! Заклинаю вас духом Нэнья...» Что за напасть? «Ваша вовеки Галадриэль». Коробка какая-то с волосами, хм. — Он взял следующий свиток. — «Во имя Арды, Профессор...» Письмо мне — от Гэндальфа! Это кошмар. «Ваш, в ужасе, Гэндальф...» — Профессор выдернул наугад еще бумажку. На большой печати красовалось изящное деревце. — «Великому, Мудрому и Всемилосердному Профессору Филологии, Древней Словесности и просто порядочному человеку...» Это еще от кого? Ах да. «Во имя Ока, Мрака и Тьмы...» Ну, это понятно.
Профессор прижал к животу завернутый Палантир и вздохнул. Запустил руку в мешок, позвенел сокровищами и вздохнул еще раз.
— Эдит! — позвал, наконец, Профессор. — Эдит, милая, сделай мне кофе. Я сегодня не буду обедать. Устал очень, да и дело тут срочное…
Ранним весенним утром, когда солнце само только проснулось и над рекой горланили рассветные птички, из дверей No 99 по Холивелл вышел Профессор английского языка Дж. Р. Р. Толкин. Пошатываясь, поминутно вздыхая и потирая глаза, ученый направился в город. Часа полтора он бродил по парку, натыкаясь на лавки и спотыкаясь о корни. Когда почта, наконец, открылась, он пробормотал под нос:
— Не знаю, что теперь делать... Райнер так радовался, что бумагу нашел, бедняга...
— Доброе утро, Профессор, доброе утро! Что-то вы сегодня раненько! Денек-то какой, а? Опять письмишко? Опять Анвинам? Вижу, вижу, куда же еще... Сколько бумаги на них извели, честное слово. Скорей бы вы уже напечатали, что ли, книжку эту свою, Профессор. Ведь смотреть на вас жалко. Опять всю ночь не спали? Профессор, вы в зеркало смотрелись сегодня? Ночью спать надо, а не сказки писать. Особенно, когда экзамены на носу.
— Это, Джоскинз, прошу заказным... — Профессор вздохнул. — Во всяком случае, сделаю все, что могу. А там...
Он протянул конверт Джоскинзу. Письмо в конверте начиналось так:
24 March 1953
99 Holywell, Oxford
Dear Rayner,
I have intended for some time to write to you, as the ‘contract day’, 25 March, steadily drew nearer, and found me still enmeshed in troubles that gathered upon me the moment I had signed. And here I am on the eve.