— Возможно, я и есть сумасшедший, — резко оборвал Ральф, и либо сам тон, либо его взгляд были настолько убедительны, что Билл поспешил сменить тему разговора.
Ральф снова начал ходить — ничего похожего на марафоны 1992 года, но все же он проходил мили две в день, если не было дождя. Его обычный маршрут пролегал к публичной библиотеке Дерри, затем к «Бэк пейджс» книжной лавчонке, торгующей подержанными изданиями, а оттуда к газетному киоску на углу Мейни Уитчхэм-стрит.
Рядом с «Бэк пейджс» находился небольшой магазин «Сэконд хэнд», предлагающий старую одежду. Однажды августовским днем, когда Ральф шагал мимо, в витрине среди старых приглашений на дешевые ужины и церковные собрания он увидел свежий лист, наполовину скрывший предвыборный плакат Патрика Бьюкенена <Сенатор от штата Мэн.>.
С двух фотографий, помещенных над текстом, смотрела привлекательная блондинка лет сорока, но мрачность фотографий — неулыбчивое лицо в фас слева и хмурый профиль справа на скучном белом фоне — заставила Pальфа остановиться. Так обычно снимали преступников, расклеивая их фото в общественных местах и показывая в телепрограмме полицейской хроники… Так что вряд ли это было простым совпадением. Итак, фотографии женщины заставили Ральфа остановиться, но от прочитанного он просто остолбенел.
«РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЗА УБИЙСТВО СЬЮЗЕН ЭДВИНА ДЭЙ»
— было напечатано огромными черными буквами. А ниже, словно вспышка молнии, горели четыре красных ,слова:
«ПРОЧЬ ИЗ НАШЕГО ГОРОДА!»
Самая нижняя строка была набрана мелким шрифтом. Со дня смерти Кэролайн зрение у Ральфа сильно ослабело — как говорится, унеслось к чертям в лукошке, лишь остались рожки-ножки, — и он, подавшись вперед, едва не касаясь лбом грязного стекла витрины «Сэконд хэнд», наконец-то смог разобрать следующее:
«Оплачено Комитетом „Друзья жизни“ штата Мэн».
Где-то в глубине его мозга зашептал голосок: «Эй, эй, Сьюзен Дэй! Сколько ты убила детей?»
Сьюзен Дэй, вспомнил Ральф, была политической активисткой то ли из Нью-Йорка, то ли из Вашингтона, доводившей своим красноречием таксистов, парикмахеров и шляпных дел мастеров до неистовства. Он не мог точно сказать, почему в голову пришла именно эта рифмованная строчка; она смутно ассоциировалась с каким-то неясным воспоминанием. Возможно, в старом, измученном мозгу всплыла строка из песен протеста конца шестидесятых — времени вьетнамской войны: «Эй, эй, Эл Би Джей! Сколько ты убил детей?»
"Нет, не то, — подумал он. — Близко, но не горячо.
Это…"
За мгновение до того, как мозг Ральфа после мучительных усилий смог выдать имя и облик Эда Дипно, рядом раздался голос:
— Ральф, дружище, рад приветствовать тебя! Входи же! Оторванный от своих мыслей, Ральф повернулся на голос, удивленный и одновременно шокированный тем, что чуть не заснул на ходу. «Господи, — подумал он. — Невозможно понять всю значимость сна, пока не утратишь его. Тогда осе начинает плыть перед глазами, а суть происходящего как бы размывается».
С Ральфом заговорил Гамильтон Дейвенпорт, владелец книжной лавчонки.
Он как раз выставлял книги в ярких обложках на уличный стенд. Попыхивая зажатой в зубах старом трубкой, всегда напоминавшей Ральфу дымовую пароходную трубу, Гамильтон выпускал в знойный прозрачный воздух легкие струйки дыма. Уинстон Смит — старый серый вальяжный кот — устроился в дверном проеме, уютно прикрыв лапы пушистым хвостом. Кот взирал на Ральфа с желтоглазым безразличием, как бы говоря: «Думаешь, тебе все известно о старости, дружок? Могу поклясться, ничего-то ты об этом не знаешь».
— Эй, Ральф, — удивленно произнес Дейвенпорт, — я окликаю тебя уже третий раз.
— Да вот, витаю в облаках. — Обогнув книжный стенд, Ральф подошел к дверному косяку (Уинстон Смит с королевским безразличием возлежал на прежнем месте) и взял две газеты, которые покупал ежедневно: «Бостон глоуб» и «Ю-Эс-Эй тудэй». «Дерри ньюс» ему доставляли прямо на дом. Ральф, с удовольствием читая все три издания, не мог сказать, какому из них отдает предпочтение. — Я не… Он внезапно замолчал, потому что перед его внутренним взором вдруг предстало лицо Эда Дипно. Да, эту ужасную песенку он услышал из уст Эда возле аэропорта еще прошлым летом — неудивительно, что потребовалось время, чтобы освежить свою память. И Эд Дипно не из тех, кто просто так распевал бы подобные канцоны.
— Ральф? — окликнул его Дейвенпорт. — Ты снова отключился, не договорив. Ральф моргнул:
— Извини. Я плохо спал, именно это я и хотел сказать.
— Недосыпание… Правда, есть проблемы посерьезнее. Думаю, тебе стоит выпивать на ночь стакан теплого молока с медом и полчаса слушать успокаивающую музыку.
Так в это лето Ральф в очередной раз обнаружил, что каждому в Америке известно свое доморощенное средство от бессонницы, этакая сонная магия, передаваемая из поколения в поколение наподобие семейной Библии.
— Очень хороши Бах и Бетховен, да и Уильям Аккерман не так уж плох. Но самое главное, — Дейвенпорт поднял вверх палец, подчеркивая значимость изрекаемого, — не вставать с кресла в течение получаса. Ни в коем случае! Не отвечать на телефонные звонки, не возиться, с собакой, не заводить будильник, не принимать решения идти чистить зубы… Ничего! @ затем, когда ты ляжешь в постель… Бац! Вырублен, как свет!
— А что, если, сидя в своем любимом кресле, вдруг ощутишь позыв природы? — спросил Ральф. — Такое случается внезапно, особенно в моем возрасте.
— Пачкай в штаны, — быстро ответил Дейвеююрт и рассмеялся.
Ральф улыбнулся, но скорее от нежелания показаться невежливым. Бессонница лишила его остатков чувства юмора. — Прямо в штаны! — хихикнул Гамильтон, похлопывая по книжному стенду, и покачал головой.
Взгляд Ральфа упал на кота. Уинстон Смит смотрел на него, и Ральфу показалось, что спокойные желтые глаза животного говорят: