Ральф кивнул. Конечно, Эд. Как скажешь, Эд.
Эд кивнул в ответ и продолжил свое хождение туда-сюда сквозь облачко брызг и призрачные, пересекающиеся друг с дружкой радуги, мерно впечатывая кулак в свою ладонь.
— Это как в песенке «Роллинг стоунз»: «Глянь на эту, глянь на эту, глянь на эту глупую девчонку». Ты, наверное, ее не помнишь, а? — Эд рассмеялся тихим трескучим смехом, заставившим Ральфа представить себе крыс, танцующих на битом стекле.
Макговерн подошел к нему и опустился рядом на колени.
— Давай-ка убираться отсюда, — пробормотал он. Ральф отрицательно помотал головой, и, когда Эд развернулся в их направлении, Макговерн торопливо вскочил и ретировался обратно на дорожку.
— Она думала, что сумеет обмануть тебя, верно? — спросил Ральф. Он по-прежнему лежал на лужайке, приподнявшись на локтях. — Она думала, ты никогда не узнаешь, что она подписала эту петицию.
Эд перескочил через дорожку, склонился над Ральфом и затряс сжатыми кулаками над его головой, точь-в-точь как отрицательный герой в немом фильме.
— Нет-нет-нет-нет! — заорал он.
«Джефферсон аэроплан» сменился «Энималс», Эрик Бердон уже рычал строки «евангелия» от Джона Ли Хукера: «Буум-буум-буум, застрелю тя наповал». Макговерн издал слабый вскрик, явно думая, что Эд собирается напасть на Ральфа, но вместо этого Эд нагнулся еще ниже, упершись суставами пальцев левой руки в траву и приняв позу спринтера, который ждет выстрела стартового пистолета, чтобы рвануть вперед. Лицо его было покрыто каплями, которые Ральф поначалу принял было за пот, пока не вспомнил, как Эд вышагивал туда-сюда сквозь брызги из оросительной установки. Ральф не отрывал взгляда от капельки крови на левом стеклышке очков Эда. Она немного расплылась, и теперь яблоко его левого глаза казалось налившимся кровью.
— Это судьба, что я узнал про подпись на петиции! Это просто судьба! Хочешь сказать, что ты этого не понимаешь? Не оскорбляй мои умственные способности, Ральф! Может, ты и стареешь, но ты тоже далеко не тупица. Представь, я иду в супермаркет купить детское питание — ну не издевка ли — и узнаю, что она подписалась в защиту детоубийц! Центурионов! Самого Малинового короля! И знаешь что? Я… просто… увидел… красное!
— Малинового короля, Эд? Кто это?
— Ох, пожалуйста. — Эд хитровато взглянул на Ральфа. — «Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и младше, по времени, которое выведал от волхвов». Это же в Библии, Ральф. Евангелие от Матфея, глава вторая, стих шестнадцатый. Ты что, сомневаешься? У тебя что, мать твою, есть хоть тень сомнения, что там так сказано?
— Нет. Если ты так говоришь, я тебе верю.
Эд кивнул. Его глаза глубокими и испуганными зелеными тенями бегали туда-сюда. Он медленно склонился над лежащим Ральфом, положив руки на его предплечья, словно собирался его поцеловать. Ральф чувствовал запах пота, запах какого-то одеколона после бритья, который уже почти выветрился, и кое-что еще — что-то пахнувшее старым свернувшимся молоком. Он прикинул, не могло ли так пахнуть безумие Эда.
Вверх по Харрис-авеню проехала машина «скорой помощи» — с мигалками, но с выключенной сиреной — и свернула на стоянку у «Красного яблока».
— Да, ты уж лучше… — выдохнул Эд прямо ему в лицо, — ты уж лучше мне верь.
Его глаза перестали шарить вокруг и застыли на Ральфе.
— Они убивают младенцев оптом, — произнес он тихим и чуть дрожащим голосом. — Выдирают из материнских утроб и вывозят из города в закрытых фургонах. В основном на грузовиках с крытыми платформами. Спросите себя вот о чем, Ральф: сколько раз в неделю вы замечаете хотя бы один такой здоровенный грузовик, проносящийся по дороге? Грузовик с кузовом, накрытым брезентом? Когда-нибудь задавали себе вопрос: а что они возят в этих грузовиках? Никогда не интересовались, а что в них там, под брезентом?
Эд ухмыльнулся. Глаза его стали круглыми.
— Большинство зародышей сжигают в Ньюпорте. Там есть вывеска «Частное землевладение», но на самом деле это крематорий. Правда, некоторых они вывозят за пределы штата. В грузовиках и на маленьких самолетах. Потому что зародышевая ткань — чрезвычайно ценная штука. Я утверждаю это не просто как обеспокоенный гражданин, Ральф, а как сотрудник Лабораторий Хокингс. Зародышевая ткань… она… дороже… золота.