Только перед ним стоял совсем не тот Эд, и Ральф знал это.
Вместо того чтобы отступить, Ральф подался вперед, ухватил Эда за плечи (очень горячие под майкой… невероятно, обжигающе горячие) и заслонил толстяка от злобного неподвижного взгляда Эда.
— Эд, прекрати! — сказал Ральф громко и твердо. Он полагал, что именно так следует разговаривать с людьми в случае истерического припадка. — Все в порядке! Прекрати, слышишь!
Секунду глаза Эда оставались неподвижными, а потом он посмотрел на Ральфа. Прогресс небольшой, но Ральф все равно ощутил некоторое облегчение.
— Что это с ним? — спросил из-за спины Ральфа толстяк. — Он что, псих?
— Нормальный он, я уверен, — ответил Ральф, хотя ни в чем уже не был уверен. Говорил он, едва разжимая губы и не спуская глаз с Эда. Он не смел отвести взгляд от Эда — похоже, зрительный контакт был единственной уздечкой, сдерживающей парня, и в лучшем случае довольно тонкой уздечкой. — Просто потрясен аварией. Еще несколько секунд, и он успо…
— Спроси его, что у него там — под накидкой! — вдруг завопил Эд и ткнул пальцем над плечом Ральфа. Сверкнула молния, и зажившие шрамы от юношеских прыщей на лице Эда на мгновение резко выступили. Лицо его показалось Ральфу какой-то странной ожившей картой зарытых сокровищ. Прогремел гром. — Эй, эй, Сюзан Дэй! — пропел Эд высоким детским голоском, от которого руки Ральфа покрылись гусиной кожей. — Сколько убила сегодня детей?
— Ничем он не потрясен, — возразил толстяк. — Просто сбрендил. И когда сюда приедут легавые, я постараюсь, чтобы его засадили.
Ральф обернулся и увидел, что прицеп пикапа накрыт голубым брезентом. Брезент был обвязан яркими желтыми мотками веревки, и под ним выпирали какие-то круглые предметы.
— Ральф? — окликнул его робкий голосок.
Он взглянул налево и увидел, что за пикапом толстяка стоит Дорранс Марстеллар — девяностолетний старик, пожалуй, старейший из всех старых алкашей с Харрис-авеню. В его восковых, покрытых старческими пятнами руках была книжка в бумажной обложке, и Дорранс нервно сгибал и разгибал ее, портя корешок. Ральф решил, что это сборник стихов — он никогда не видел, чтобы Дорранс читал что-либо другое. А может, он и вовсе ничего не читал, может, ему просто нравилось держать в руках книжки и разглядывать красиво расположенные слова.
— Ральф, что случилось? Что происходит?
Еще одна молния сверкнула в небе пурпурно-белым электрическим оскалом. Дорранс поднял голову и взглянул на нее так, словно не совсем понимал, где находится, кто он такой и что видит. Ральф мысленно застонал.
— Дорранс… — начал было он, но тут Эд рванулся словно дикий зверь, который притих лишь на время, чтобы приготовиться к прыжку. Ральф пошатнулся, но потом отпихнул Эда от себя и прижал его к помятому капоту «датсуна». Он не знал, что делать дальше и как себя вести, но чувствовал, что его охватывает паника. Слишком много всего происходило одновременно. Он чувствовал, как бицепсы Эда яростно напряглись под его ладонями, словно парень каким-то образом проглотил полыхнувший в небе разряд.
— Ральф! — сказал Дорранс все тем же ровным, но тревожным голосом. — Я бы на твоем месте не стал больше до него дотрагиваться. Мне не видно твоих рук.
Ну вот, приехали. Не хватало только еще одного полоумного. С этим теперь возись…
Ральф кинул взгляд на свои руки, а потом посмотрел на старика:
— Что ты там плетешь, Дорранс?
— Твои руки, — терпеливо сказал Дорранс. — Мне не видно твоих…
— Слушай, Дор, тебе здесь нечего делать. Шел бы ты отсюда, пока цел.
При этих словах старик чуть-чуть просветлел.
— Вот именно! — воскликнул он тоном человека, обнаружившего некую великую истину. — Именно это мне и надо сделать! — Он попятился, а при новом раскате грома согнулся и прикрыл макушку своей книжкой. Ральф сумел прочитать ярко-красные буквы названия: Выбор ковбоя. — И ты, Ральф, уходил бы и ты. Не стоит тебе ввязываться в долгосрочные дела. Они до добра не доводят.
— О чем ты там…
Но прежде чем Ральф успел закончить, Дорранс повернулся к нему спиной и неуклюже зашагал в сторону площадки для пикников, и бахрома его белых волос — тоненьких, как пушок на головке новорожденного, — развевалась на ветру. Гроза приближалась.