Бессонница
Ей приснилось, что на Красной площади вырос гриб. Вот тоже, удивилась она, не нашел другого места, где вырасти. Острым кончиком туфельки, не новой, уже ношеной туфельки, носик которой был загнут вверх, отчего походил на мордочку ежа, она попыталась сдвинуть гранитный кирпич брусчатки, под которым крючился гриб. Камень не поддавался. Тогда она сняла туфельку и попробовала подцепить гранит каблуком. Нет, никак. Она тянула изо всех сил, туфелька выскальзывала из рук, порвался кожаный верх, но каблук, к счастью, не сломался. Намучавшись, она встала на колени и заглянула под камень. Он был там. Она дотянулась до него пальцем, и, словно откликнувшись на ее ласку, гриб сделал еще одно усилие, поднапрягся и вздыбил камень еще на сантиметр вверх. Чтобы удобнее было все это рассматривать, она легла на брусчатку. Ее ничуть не смущало, что вокруг собирались какие-то люди, щелкали фотоаппараты; она лишь подтягивала под себя ноги и несколько раз виновато улыбнулась окружающим, прежде чем приложиться щекой к холодному камню. Гриб был таким, каким и приснился. Словно вырос не здесь, в самом центре страны, на линии между Лобным местом и Мавзолеем, но ближе к Лобному месту, а где-то на моховой кочке в сыром и темном лесу, где болотца перемежаются с черничником, весь такой вытянутый и толстый, не сомкнуть пальцы, ядрено-твердый по всей длине, начиная от маленькой красной купальной шапочки и до самого низа ножки, уширяющейся у корня, белой сахарной ножки, покрытой мягкими влажными шелушинками, мелкой шершавой бахромой, прикасаться к которой грех, она знала, потому что в том месте, где она трогала, гладила, зажимала ножку, очень скоро появятся некрасивые синюшные пятна – так бывает с подосиновиками всегда. Конечно, конечно, да, она это хорошо понимала, что подосиновикам не место на Красной площади. Грибам вообще не место на Красной площади. Но все же продолжала просовывать руку и стискивать ножку гриба, из-за чего тот распрямлялся только сильнее и выше приподнимал камень. Естественно, она прекрасно догадывалась, что думают о ней окружающие, но ей было все равно, пусть думают. К тому же вовсе не обязательно, чтобы на Красной площади вырос именно этот гриб. Мог вырасти и белый. Да, ведь если на Боровицком холме когда-то действительно шумел бор, мог вырасти и боровик. Вот уж ему-то, здоровяку от природы, любителю мелкого курчавого ягеля и плотных сосновых иголок, было бы куда сподручнее взламывать брусчатку, однако вырос вот этот, подосиновик, вытянувшийся словно из болотного мха, и тут уже было ничего не поделать – главное, чтобы не затоптали. Она быстро встала и строго поглядела на окружающих. Пара десятков пар глаз щекотали ее любопытными взглядами. Взгляды ползали под одеждой, как лесные рыжие муравьи. Она передернула плечами, оправила юбку и с вызовом стала рассматривать людей. Здесь было несколько хорошо ей знакомых лиц. Да, тут стояла ее соседка, которую она устроила уборщицей в их офис, а рядом был известный актер, улыбавшийся как из телевизора. Тут же оказались и оба президента. Они по какому-то праву глазели на нее еще откровеннее и нахальнее, чем другие. Безобразие, подумала она, женатые люди, а как не стыдно! Она раскинула в стороны руки и заставила всех отойти подальше. Потом описала вокруг гриба большой магический круг. Порванная туфелька все время слетала, поэтому приходилось вытягивать правую ногу сначала вперед, а потом ее волочить. Каблук цеплялся за камни, и она совершенно измучалась. Закончив работу, она еще раз как можно строже посмотрела на стоящих вокруг. Никто не воспринимал ее всерьез, никто не отводил глаз. Тогда она обратилась за помощью к какому-то человеку, у которого на боку висел пистолет. Полицейский, наверное. Тот строго посмотрел на всех. Последними потупились женатые президенты. Довольная, она в последний раз глянула на гриб, который стоял теперь в полный рост, поставив кирпич брусчатки почти вертикально, потом нашла в толпе небольшую неплотность и протиснулась сквозь нее наружу. Легкая, будто невесомая, она одновременно плыла и хромала по Красной площади, а всё из-за туфельки, которая через шаг шлепала ее по пятке. Конечно, если бы не сон, если бы она не спала, то давно уже бы догадалась, что дело вовсе не в туфельке, а в собаке. Как всегда по утрам, собака лижет ей пятку, которая высунулась из-под одеяла, и просится гулять. Но это был сон, а поэтому туфелька сильно беспокоила. Не хватало еще навернуться на эскалаторе в метро, подумала она. Надо чем-нибудь подвязать. – Вам помочь? – обратился к ней пожилой китаец в очках и с фотоаппаратом на животе. – Нет, спасибо, – ответила она. – Погодите, – сказал китаец и начал доставать из карманов кучу всяких мелочей. Тут были степлер, магнит для скрепок, клеевой карандаш, ножичек для картона, нераспечатанный кубик бумаги для заметок, пригоршня ручек, несколько разноцветных ластиков, черный настольный органайзер, вращающийся на хлипкой подставке, и много других небесполезных вещей. Все это китаец доставал, показывал, удрученно качал головой и рассовывал обратно по карманам. Можно было подумать, что он только что ограбил ее соседку по лестничной клетке, которая приносила всё это с работы, не потому что воровка, а потому что интересно. Наконец, китаец достал узкий прозрачный скотч. – Вы позволите? – спросил он, после чего присел, ухватился за ее ногу, поставил себе на колено и ловко, в два движения, примотал туфельку к ступне. – Теперь все будет в порядке, – заверил он, поднимаясь. – Спасибо, – сказала она. Туфелька и вправду сидела прекрасно. Не было даже видно, что она порвалась и что примотана тоже. Прозрачная лента, прилипнув, как собачья слюна, напомнила ей о лифчике с прозрачными же бретельками. Недавно хотела такой купить под новую кофточку. Ноги сами направились к ГУМу, к счастью, она вовремя спохватилась, что там будет слишком дорого. Нет, лучше подождать до осени и купить на распродаже. Она вздохнула и посмотрела на Спасскую башню. До осени было еще далеко. Часы мерно тикали. Стрелка будильника по-прежнему оставалась выше часовой. Еще можно попробовать выспаться. С этой мыслью она направилась прямо к себе домой и, проходя мимо Мавзолея, сказала Ленину привет. Она всегда говорила Ленину привет, когда проходила мимо Мавзолея, хотя внутри ещё не бывала. Во-первых, когда она родилась, ходить в Мавзолей уже стало немодно, а потом она видела по телевизору фильм, где очень голое и очень желтое тело опускают в обычную домашнюю ванну, а на груди у Ленина зияет открытый анатомический разрез. Она всегда хорошо понимала Ленина, лежащего в Мавзолее, потому что в груди у него сильно дуло. У нее и самой последнее время в груди дуло всякий раз, когда она просыпалась и понимала, что надо снова идти на работу. Но сейчас она еще не проснулась, и в груди было хорошо. В метро очень долго не приходила маршрутка, и на платформе между колонн выстроилась длинная очередь. Ехать домой сразу расхотелось. Сразу представилось, как трудно будет пробиваться обратно в час пик. Из Митино – в центр. Она выскочила наверх. Позавтракать зашла в «Сбарро» под Манежной площадью. – Прошу прощения, вы тут спите? – Нет, я не сплю! – встрепенулась она и огляделась по сторонам. Несмотря на утренний час, все места были заняты, люди мирно спали за столиками. – Вы позволите? Она вздрогнула, потому что во второй раз услышала эту фразу и подумала, что опять увидит китайца, но человек совершенно не походил на того кругленького с фотоаппаратом на животе. Наоборот, высокий и длинный. Хотя голос почему-то звучал похоже. Удивительно похоже звучал голос. Словно говорил один человек. Он сходил, положил на место поднос и вернулся за столик. Залпом выпил первый стакан охлажденного пива, втянул в себя пену со второго и принялся за клинышек пиццы. – Пить пиво вредно, – сказала она. – А пена вдвойне вреднее, потому что в ней хлорид кобальта. Вы бы подождали, пока пена опадет. Он поднял на нее глаза и не отводил, пока не прожевал пиццу. Потом вытер салфеткой губы. – Кто вам это сказал? – Врачи говорят. Жить дольше будете. – То-то сами врачи живут двести лет. – Всё равно. Утром люди пива не пьют. – Я работаю по ночам, и у меня сейчас ужин. – А кто вы по профессии? – Я муж. – Простите, вы мой муж? – она сощурила глаза. – Я вас не узнаю. И правда, он нисколько не походил на ее мужа, который лежал сейчас рядом в постели. Человек подтвердил свою непричастность, отрицательно покачав головой: – Нет-нет, я не ваш. – Вы чей-то? – Ничей. – А-а, я тогда поняла. Вы тот, который не мальчик? – И даже не тот, который на совет нечестивых. – Но вы же сами сказали, что муж. – Но вы же сами захотели, чтобы я так назвался. Это же ваш сон, мадам. Она сильно задумалась. Потом, испуганно-осененная, подняла руку и едва не показала на него пальцем: – Так вы… – Не гадайте, – предупредил он самые темные мысли. – Вы не в кино, и я не Князь Тьмы. В доказательство он наклонил голову. Рогов не было, но на крепком жестковолосом затылке обнаружились два вихра, две макушки, как у только что родившегося теленка. Телец, выяснила она, и перестала волноваться. – А почему вы работаете ночью? – Да потому что ночью лучше работается, – объяснил он. – А пиво пью потому, что после него лучше засыпается. – А почему вы не ужинаете дома? – Кухня занята, а я без ужина не засну. – Но вы же и сейчас сп