– Мужа Изабеллы Кастильской? Судя по тому, что о нем пишут в учебниках истории, он был настоящим психом.
– Да, он был несколько фанатичен. Но он был великим человеком, Эдуард. Думаю, если хотя бы один автор этих ваших учебников пожил в то время, он говорил бы совсем иначе.
– Мне остается разве что поверить тебе на слово. Так, значит, ты был инквизитором.
– Да. Почти все существа, подобные мне, занимались такой работой. В этом было много плюсов, ведь по роду нашей деятельности мы недалеко ушли от инквизиторов. Каратели – это высший суд и закон.
– И что было дальше? Ты завел служебный роман?
– Если бы все было так просто, – вздохнул Винсент. – Однажды к нам привели девушку, которую звали Марта. Она занималась тем, что сейчас называют белой магией – была знахаркой, причем не шарлатанкой, а на самом деле помогала тем, кто к ней обращался. На ее беду, она жила неподалеку от семьи религиозных фанатиков, и не прилагала особых усилий для того, чтобы скрыть от них то, чем занимается. На мою беду, я был первым, кто ее увидел. И если бы на этом все беды закончились, Эдуард. Если бы Великая Тьма дала мне немного разума в тот момент, я бы не совершил этой ошибки…
– Что ты сделал?
– То, о чем тебе уже рассказала Дана. Я ее обратил.
– Так вы умеете это делать? Я имею в виду… не такие, как Дана, которые почти вампиры, а такие, как ты.
– С технической точки зрения процесс этот прост: мы каждый день даем смертному свою кровь. Через месяц он перенимает большинство наших качеств, включая бессмертие. А остальное расставляет по местам время. Помнишь шрамы у меня на запястье?
– Помню, – ответил я. – Так вот о каких ошибках молодости ты говорил. А как тебе удалось доказать, что она не ведьма?
– Никто ничего не доказывал. Наша кровь при условии, если ее пьют регулярно, делает человека невосприимчивым к боли и во много раз повышает способность к регенерации, так что с пытками не было никаких проблем. А на костре нас сжечь, как ты понимаешь, невозможно: это равносильно легким солнечным ожогам. Поэтому разыграть смерть большого труда не составило: мы можем замедлять или даже останавливать сердцебиение на очень долгий срок, если понадобится.
– А что было потом?
– Потом у нас появилась проблема. Мы не можем обращать людей только потому, что нам так захотелось. Сам факт того, что мы полюбили смертного – это преступление, а о том, чтобы превратить его в подобное нам существо, и речи быть не может. Все новообращенные темные существа должны быть инициированы. Мне нужен был другой каратель, тот, кто признает право Марты на существование. Единственной, к кому я мог обратиться с такой просьбой, была Дана. Мы связаны кровными узами, я мог на нее положиться и рассказать все. Дана согласилась, взяв с меня обещание в случае чего не упоминать ее имя. Так нас с Мартой объединили узы, которые, по понятиям смертных, можно назвать браком. Несколько десятков лет мы жили спокойно и счастливо. А потом появилась Эмили. И, если Дана могла держать в тайне историю с Мартой, то после ее рождения дело приняло другой оборот.
– Боюсь даже предположить, какой.
– Дана оказалась в сложном положении. С одной стороны, она не могла меня предать. С другой стороны, она давала клятву верности Темному Совету, и клятва эта, как и любая другая, в которой используется формулировка «клянусь кровью своего создателя», свята для нас. С одной стороны, она всегда неровно дышала ко мне, и я это знал, а поэтому боялась приговора, который вынесет мне Темный Совет. С другой стороны, Дана могла выбрать только долг, хотя чувства ее природе не чужды. И она сделала свой выбор, рассказав обо всем ее покровителю.
– Эмили оставили в живых – она была ни в чем не повинным ребенком, так что убивать ее не было смысла. А о том, что делать со мной и с Мартой, Темный Совет размышлял несколько дней. Обычно в таких ситуациях развоплощают обоих, но мне в виде исключения решили предоставить выбор. Самый страшный выбор, который только может сделать подобное нам существо.
– Дай-ка я угадаю. Тебе предложили либо убить себя, либо убить ее. И ты убил ее.
– Да. Именно так.
– Теперь я понимаю, почему ты мне об этом не рассказывал…
– Говорят, что создатель, скорее, вырежет себе сердце, чем убьет свое дитя. Но даже если бы у меня был миллион сердец, и я бы вырезал их по очереди, эта боль не сравнилась бы с той болью, которую я испытал тогда.
– А что сказала Дана? Что она сделала?
– Она была рядом, утешала, говорила, что все могло закончиться хуже. И в какой-то момент я осознал, что невозможно провести в трауре всю жизнь. Особенно если это вечная жизнь. А потом подумал о том, что слишком долго живу для себя, и мне пора обзавестись женой. Такой женой, которая подходит мне по статусу. Таких женщин вокруг меня было немного, а с Даной соперничать не мог никто.
– Поверить не могу. Она подставила тебя, а ты на ней женился?
– Мы – не люди, Эдуард. Мы думаем иначе, и у нас другие ценности. С человеческой точки зрения Дана поступила подло. Но у нее не было выбора. Она все равно сделала бы это. В каком-то смысле она меня спасла.
– Да уж. Она, по-моему, еще та штучка… кстати. У вас что, приняты браки между членами семьи?
– Мы не члены одной семьи. Мы брат и сестра по крови, у нас один создатель.
– А почему вы теперь не вместе? – задал я очередной вопрос.
– Дана была одним из самых авторитетных и уважаемых карателей в Ордене. И за некоторые заслуги получила самый драгоценный подарок, о котором мы только можем мечтать: свободу. Она сняла с себя все клятвы, которые давала, включая клятву предназначения. Проще говоря, освободила себя от меня.
– А ты от нее освободился?
– Если я начну думать об этом, Эдуард, то радио в моей голове зазвучит еще более непонятно, чем раньше. Так что давай оставим эту тему. Нам надо подумать о другом: какого черта Дане взбрело в голову вставлять мне палки в колеса, и зачем она тут появилась?
– Подними свою задницу, Эдуард, – обратился ко мне Винсент. – Я и так оказал тебе большую честь, взяв тебя с собой. Не пристало смертным сидеть в вальяжных позах перед ликом темных хозяев.
– А теперь преклони колени, – продолжил Винсент.