Выбрать главу

— «Бульдог», это же американский «бульдог», где-то тысяча восемьсот девяностый год… — обрадовалась Мария.

— Этот? — Хан забрал пистолет и подал ей другой.

— Наган.

— А это?

— Вальтер. А это маузер. А вот этот — рукоятка, вытянутая назад, и слово «Gesichert» — что означает «безопасно», думаю, парабеллум.

— Ты меня сильно удивила. Откуда такие познания у домохозяйки?

— Мой отец был снайпером, любил оружие и собирал о нем все, что мог. А это «максим», да?

— Верно. Остальные знаешь?

— Нет, может быть, вспомню, что отец о них рассказывал, но пока — нет. Нужно внимательно рассмотреть, я же раньше такие пистолеты видела только на картинках, фотографиях.

— Ладно, теперь верю. Помассируй-ка, — он уселся на стул с низкой спинкой.

— А за что вы его убили?

— Охранника? Черт его знает, не помню… Приступ у меня начался… Сильная головная боль… Перестаю себя контролировать. — Он говорил, откинув голову и закрыв глаза. — Я сам не знаю, почему я в него выстрелил, может быть, случайно шарахнул, непроизвольно нажал из-за судороги, может, он меня разозлил. Так что ты сильно рисковала. Накрыла волна боли, ничего не соображал. Когда-нибудь я так и не вынырну из нее: или крыша совсем поедет, или шок от боли…

— А почему вы каждую ночь приходите со мной разговаривать? Здесь так уютно, красиво, не то что в холле. Почему не беседуете тут со своими красавицами? Вон их, целых трое… Зачем нужна тетка, не пойму?

— Я и сам не пойму, — он внимательно посмотрел на нее, и у Марии вдруг пересохло во рту. — Зачем-то все-таки нужна…

Невольно она взглянула на свое отражение в зеркале: боже, она же совсем старуха, морщины, мешки под глазами. И впервые, за последние пару лет, ей захотелось сделать омолаживающую маску лица, убрать лишние волоски на бровях, подкрасить губы и глаза. Когда она последний раз делала макияж? Наивная, теперь скрыть эти морщины сможет только крышка гроба… А что на ней надето! Эта растянутая футболка словно специально подчеркивает недостатки фигуры!

Идиотка, о чем она думает! Жить-то осталось немного, а ее вдруг обеспокоил внешний вид!

Хан поморщился от боли и застонал, и Марии стало его жаль. Она осторожно принялась массировать ему голову, потом шею, плечи. Почему-то вдруг захотелось прижать к себе эту больную голову, пожалеть его… Да, это Стокгольмский синдром, все признаки на лицо: заложница становится на сторону похитителя… Через несколько минут хозяин отпустил ее.

Следующий день на кухне с утра не задался: Шура пришла злая, косилась все время на Марию, придиралась к ней больше прежнего. А когда Мария уронила нож на пол, вспылила:

— Нет, таких старух нельзя на кухню брать, руки у тебя не держат, — заявила она. — Еще и хозяйничает тут по ночам… Что это ты позволяешь себе?! Чтобы ты больше не шастала сюда! А то я смотрю, то одного нет, то другого, то посуда грязная стоит… Пожалуюсь Олегу Аркадьевичу, он с тобой быстро разберется.

Лена робко косилась на Шуру и помалкивала: хотя и жаль Марию, но с Шурой лучше не связываться. Спасла Марию Рита. Не успела Шура закончить свой монолог, как она зашла на кухню, следом за ней сам Олег Аркадьевич.

— Вот, Олег Аркадьевич, гляньте на нее — она же скоро растает, — Рита картинно повела рукой в сторону Марии.

— Да, действительно, Мария, что это ты так исхудала? Мне сказали, ты по ночам разгуливаешь по коридору?

— И не только по коридору, — встряла Шура, — на кухне шарит по ночам, мало, что ли, днем жрет?

— Помолчи, Шура, — оборвала ее Рита и повернулась к Маше: — Отвечай!

— Да… — осторожно ответила она, — можно и так сказать, разгуливаю ночами…

— И что, каждую ночь разговариваешь с шефом?

— Ой, да врет! Чтоб она каждую ночь с самим Ханом разговаривала?! Никогда не поверю! Зачем бы она тогда на кухне работала? Уж давно бы Хану нажаловалась… — не удержалась Шура.

— А действительно, Рита, она бы сама тогда этот вопрос решила с хозяином…

— Да она же терпеливая, не хочет жаловаться, не хочет выпрашивать что-то.

— Тю-ю! Какие мы гордые! Мусор подметать за всеми не гордая, а попроситься на другую работу гордая? Та пускай не брешет!

— Уйди отсюда! — гаркнул на Шуру Олег и продолжил допрашивать Марию: — Так почему ты мне ничего не докладывала?

— А что докладывать? Что иногда ночью разговаривала с шефом? Кому это интересно?

— Вот дура-баба! Так ты каждую ночь с ним разговариваешь или это было случайно, пару раз?

— Почти каждую, а выходить надо всегда, а то он злится, если я не выйду.