Старался? Вести под конвоем в лабораторию — это он называет «старался»? Мария побрела к себе, она была еще очень слаба, хотелось скорее лечь. И что он пристал с мужем — повезло да повезло… Говорила же ему: не любит уже она своего Веню и жалеет, что раньше этого не поняла…
Потянулись дни. Хан был неизменно внимателен, он даже старался развеселить ее. Его ум завораживал ее, и она опять начала испытывать к нему симпатию. Днем Мария видела его редко, Хан забывал о режиме, а если и бывал в столовой вместе со всеми, то постоянно что-то обсуждал с Павлом. У Марии создавалось ощущение, что их двое, два Хана — один ласковый, заботливый, интересный собеседник ночью и ученый, одержимый только одной страстью — наукой, днем.
Как-то она задержалась в столовой и увидела Хана, он опять опоздал на обед. Они с Пашей пришли вдвоем, увлеченно о чем-то споря и, похоже, вообще не видя окружающих. Леонид Сергеевич покрутился рядом с ними, но он уже поел, а стоять рядом с жующими собеседниками было как-то неловко, задал какой-то вопрос, Хан отмахнулся: — «Потом», и тот ушел. Мария не спеша прихлебывала горячий чай и смотрела на него, своего мучителя… И еще один человек затянул свой обед в столовой — Рита. Она пересела в угол, чтобы не мешать убирать посуду, и также не отрывала глаз от Хана. Марию поразил ее взор. Потом, идя в свою комнату, она все искала подходящее определение для такого взгляда, пожалуй, самое точное будет — всепоглощающая страсть… Не ожидала, что эта избалованная вниманием девушка может так страстно полюбить.
Не спалось, Мария лежала без сна в ожидании полуночи и сразу же, вместе с боем часов, вышла в коридор. Хан уже шел ей навстречу.
— Пошли сразу на кухню.
— Слушай, а ты меня видел сегодня в столовой в обед?
— Не помню… А что?
— Ничего, просто я впервые общаюсь с гениями.
— Я тебя не увидел? Как ты себя чувствуешь? Лучше? Тогда…
— Только не говори мне: «Расскажи что-нибудь», — прервала она его.
— Расскажи что-нибудь… — улыбаясь, закончил Хан.
— Ты так редко улыбаешься, если бы я могла, нарисовала бы твою улыбку.
— Расскажи, где прошло твое детство?
— М-м… Даже толком не помню… По-моему, мы жили где-то в степи, на каком-то хуторе. Мне тогда было лет пять, мы уезжали оттуда почему-то на телеге. Помню, какая-то девочка, подружка, провожала меня и плакала, тетки стояли разные, махали нам. У нас была собачка, ее закрыли в сарае, а она выскочила и побежала за нами. Мне ее стало так жалко, что я решила слезть и забрать ее. Помню, как сползала с телеги, платьице задралось и я голым пузом скользнула по холодному дереву… Отец закричал: «Мать, ты что не держишь дите, а если под колесо! Ну, Марийка, ну, дочурка! Вот егоза!» — это он меня так называл, придумывал всегда разные ласковые словечки. Я схватила собачку и назад полезла, а мама охала: «Сами не знаем, где будем жить, а она щенка тянет! Давай сюда, а то поцарапает тебя, сама буду его держать…»
— Ну вот и ты улыбнулась… Вот, черт! — Хан сам грел для них молоко, и оно сбежало.
— Я вытру, — в дверях стояла Рита.
Она решительно прошла к плите и навела порядок. Хан посторонился, равнодушно обошел ее и понес молоко Марии.
— Вы всегда в это время беседуете? — спросила Рита.
— Да, нет, как придется… — ответила Мария, а Хан молча потягивал молоко, глядя на Марию.
— Как же вы встречаетесь, договариваетесь заранее?
— Нет…
Мария задумалась: а в самом деле, как это они с Ханом так часто одновременно выходят в коридор? Чувствуют друг друга? Она повернулась к нему, встретилась с ним взглядом, и они засмотрелись глаза в глаза, забыв о Рите. Но та была настроена решительно:
— Хан, давайте я вам помассирую плечи, — предложила девушка.
— Иди спать, — небрежно бросил он.
Рита стояла, едва сдерживая слезы. Мария заметила, какое у нее потерянное выражение лица, и пожалела ее:
— Может быть, попьешь с нами молоко?
Но та только гневно взглянула на нее, жалость Марии была для нее не выносима, и вышла из кухни. Хан не обратил никакого внимания на ее уход.
— Она тебя любит… — произнесла Мария, хотя ей ужасно не хотелось говорить о Рите. Сказала и ждала, что вот он вскочит, побежит за девушкой… Но он только досадливо отмахнулся.
— Опять начинается, придется тебе меня лечить… Давай, доктор, приступай…