Как-то ночью, сидя с Ханом у камина, Мария стала вспоминать, какой у нее был зверский аппетит, когда она была беременна.
— Знаешь, задержка-то была всего пару недель, а я уже ела за двоих… Пошла в консультацию, а они говорят, что ничего нет, никакой беременности. А она уже была.
— Это ты к чему вспомнила?
— Пошли, поедим чего-нибудь… Я бы поела курятины с грибами…
— В два часа ночи раньше только я ел… Так что, ты беременна?
— Не знаю, вот бюстгальтер стал маловат… И есть все время хочется… — Мария пожала плечами: — Или я просто стала обжорой…
— Пошли, сделаю УЗИ.
Он вскочил и потащил ее за руку.
— Сейчас, ночью?
— А чего тянуть?
— Олег как-то говорил, что здесь нельзя рожать, всякие ужасы рассказывал… — Мария говорила уже на ходу.
— Тебе здесь все можно, но только пока я жив. Поэтому я тебя отправлю отсюда быстрее, чем планировал. Давно бы пора, но мне так не хотелось расставаться с тобой…
— Я тоже не хочу ехать без тебя, если уезжать, то вместе… Бросай свою ванну, поехали вдвоем.
Они спустились вниз, прошли в лабораторное крыло. Марию всегда поражала внутренняя отделка всего научного Центра, дизайн, идеальная чистота, роскошь, а здесь все это было еще ярче выражено и дополнялось массой новеньких блестящих приборов. Она легла на кушетку, и Хан, только взглянув на монитор ультразвукового прибора, сразу определил беременность, потом, внимательно глядя на мелькающее изображение, все повторял:
— Боже мой, это ребенок, просто невероятно, мой ребенок… Я столько раз видел такую картину, но тут моя частица… Четыре недели, определенно, моему ребенку уже месяц…
Потом он развернул монитор так, чтобы и она могла видеть экран.
— Да там ничего не поймешь, все рябит, где ты увидел ребенка? Ты фантазер!
— Вот, смотри, это плод.
Он выключил прибор и, подняв Марию, закружил ее по комнате…
— Я придумал имя для нее, назовем ее Мария.
— Мария?! Нет, я не хочу, зачем два одинаковых имени в семье? А может быть, там мальчик?..
— Ты же будешь носить другое имя, когда уедешь отсюда, тебе придется поменять его, иначе тебя достанут… И я тебя умоляю, даже близко не подходи к своей семье, не езди, не смотри на сына. Тебя будут ловить, поджидать около них, сын как наживка, ты только издали посмотришь, а тебя сразу вычислят. Вон, тебе привезли записи, вот и смотри на своего сыночка на экране.
— Ты думаешь, я так сильно буду интересовать кого-то?
— Ты дважды убегала отсюда и так и не поверила в серьезность нашего Центра?
— Так это ты меня искал…
— А тогда тебя примутся искать другие органы, они захотят разыскать тебя хотя бы чисто из профессионального самолюбия — им же обидно будет, что какая-то женщина обвела спецов вокруг пальца. Меня тогда уже не станет, защитить тебя будет некому.
— Хорошо, я обещаю в течение трех лет не приближаться к сыну, а потом — только издалека посмотрю на него, и все. Я уже не так сильно скучаю по нему, отвыкла… Говорят, счастье — это когда дети здоровы, сыты, одеты, обуты и их нет дома. Так что, я должна быть счастлива — с ним же все в порядке. Знаешь, я придумала: если будет девочка, я назову ее Анна, а сама буду звать Ханна… Такое имя тоже есть.
— Это же еврейское имя…
— Ну и что? Для меня это имя, образованное от слова «Хан»…
— Мы еще обсудим это.
Мария разглядывала лабораторию, громадное помещение, заставленное всевозможными приборами и столами.
— Так вот это и есть твоя ванна?
— Ну да, вот этот стеклянный куб наполняется физраствором, провода идут к датчикам, которые контролируют состав жидкости и состояние пациента, через шланги подают необходимые дополнительные составляющие в воду и непосредственно в кровь. Пациент плавает весь окутанный проводами и трубочками, питание и все необходимые вещества ему подаются внутривенно. Это мое детище. Ты его считаешь чудовищным, а я им горжусь…
— Я тобой горжусь… И если бы не столько смертей в этой ванне, я была бы просто в восторге. Это ведь так здорово: иметь возможность исправить свои недостатки! Я бы так себя переделала…
— У тебя нет недостатков.
— Да?.. А ноги?
— Отличные ноги…