Потом поднялась на второй этаж, там были спальня и детская, а под скошенной крышей с торцевой стороны дома обнаружила еще одну комнату, просторную, хотя и не высокую, с громадным окном и балконом с видом на море. Это была мастерская, там стояла пара мольбертов, на столе лежали краски, кисти торчали в большой вазе, как букет цветов… Прощальный подарок Хана. Ребенок внутри толкнулся, и она прижала ладони к животу.
— Не бойся, милая, все будет хорошо.
Вечером в калитку позвонили. Мария вышла, но не успела дойти до калитки, как незваный гость сам повернул ключ. Вошли двое, немолодая пара:
— Нас наняли сюда, заплатили вперед, сказали — надо будет следить за садом, готовить, возить свежие продукты, прийти, когда хозяйка приедет. Вот мы и пришли, увидели, что свет в окнах горит.
Мария перевела дух, ох, как же она испугалась!
— Как вас зовут?
— Меня зови тетя Нина, а его дядя Георгий.
Георгий был ровесник Марии, а Нина явно моложе ее, той, прежней Марии, той, которой больше нет…
— А меня Виктория, — сказала она, это имя ей выбрал Хан, он верил победу.
— Что-нибудь нужно делать сегодня?
— Пока ничего, спасибо.
— Тогда вот свежий хлеб, молоко. А жена утром придет, приготовит обед.
— Хорошо, спасибо.
Сейчас она и сама бы приготовила обед для себя, но кто знает, как она будет себя чувствовать, когда родится ребенок. Одной трудно и скучно, раз им заплатили — пусть ходят.
— Я пойду проверю, все ли окна закрыты, будет гроза, шквал налетит — побьет стекла… — Георгий прошел в дом.
— Он сегодня как раз только подмел дорожки в саду, после дождя опять все будет грязно, ветер набросает мусора, хоть бы деревья не поломал…
Нине явно хотелось поговорить, расспросить молодую хозяйку, но она не решалась. Вернулся Георгий и они ушли, а ночью и правда началась гроза. Мария вышла на террасу, стояла, закутавшись в теплую шаль, любовалась сполохами молний, низкими тучами, далеким бурным морем, волны которого даже отсюда были видны. Почему-то стихия напомнила ей о Хане: когда она впервые ночью разговаривала с ним, он был такой же непредсказуемый, мрачный и красивый … Ветер коснулся ее волос, нежно и ласково, так Хан любил их трогать… Да, ей все о нем напоминает… Первый день без него прошел.
Утром она проснулась от какого-то шума, спустилась вниз, на кухне тихо переговаривались Нина и Георгий.
— Разбудили тебя? Извини, дочка, это Георгий нечаянно опрокинул стул, ты спи, спи, мы будем тихо… Завтракать когда будешь?
— Я уже выспалась, сейчас умоюсь и приду, — она пошла одеваться.
— Как хорошо, что ты приехала, нам тут так скучно было, а когда твой малыш появится, совсем будет хорошо, — говорила Нина, возясь у плиты. — Нам сказали, что ты художница, правда? Никогда не видела живого художника, только картины видела, есть у нас одна, Рубенс называется. Покажешь нам свои-то?
— Конечно… Нарисую и покажу.
— Ты что бледная такая? Болела? Ничего, у нас тут быстро загоришь, поправишься.
— Нет, мне пока нельзя бывать на солнце.
— Это врачи такое сказали? Глупости говорят, все к нам приезжают лечиться, на солнышке жарятся, сразу все болезни проходят.
— Нет, мне запретил самый лучший врач, я его послушаюсь, подожду до следующего лета, тогда буду загорать.
— До следующего? Ничего себе, как долго… Ребенку нужно солнце.
— Мы с ним выдержим.
Нина продолжала что-то говорить, а Мария думала о Хане, как он там? Боже, как же он будет переносить свои приступы без нее? И сколько он проживет? Зря, зря они поторопились расстаться.… Бывают же случаи необъяснимого исцеления. Какое это было бы счастье, если бы однажды в эту калитку вошел Хан… Она его подождет. Как же ей хотелось сейчас оказаться рядом с ним… От этих мыслей она даже тихонько застонала, а Нина, заметив это, бросилась ее усаживать.
— Что, операция была?
— Да, — не задумываясь, ответила Мария. — Днем мне нельзя на солнышке бывать, так я буду вечерами купаться в море.
Как им хотелось с Ханом поехать на море вместе, сколько раз она представляла, как они купаются, валяются на берегу…
— Так я, Вика, племянника пришлю, пусть вечером проводит тебя к морю… Вика! Я тебе говорю, а ты не отвечаешь, о чем задумалась?
Вика! Все, Марии больше нет, она Вика.
— Вика! — услышала она вечером с улицы, это пришел племянник Георгия Саша, молодой человек лет двадцати, улыбчивый, белозубый.
Солнце уже садилось, и они пошли к морю по лестнице, вытесанной в скале. Виктория вошла в воду, и ее тело словно обожгло соленой водой, кожа была еще слишком чувствительна.… Саша глянул на нее и с ужасом отвернулся — не девушка, скелет… Она быстро вышла из воды, а он с жалостью сказал: