— Танцевать? Со мной? — её лова прорвались сквозь шум музыки, словно не встретили никакого сопротивления.
Я киваю и беру её ладно в свои. Мы выходим почти в центр зала и начинаем танцевать. Я тихонько подпеваю песне:
<…>
Хоть не знаем имен
Но мы только вдвоем
Не нужны имена
Когда здесь только я
Когда здесь только ты
В танце черной весны
Мы растопим снега
Разобьем небеса
Мы пройдем сквозь года
И мы будем всегда
Помнить эти часы
Когда в танце мечты
Мы кружились с тобой
Под луной золотой.
<…>
И вот моя душа снова как струна: натянута до предела. Я уже не я. Моей стеснительности, моего страха не осталось и следа. Я крепко сжимаю Этель в объятиях и целую. Когда я осознаю, что сейчас натворил, мои руки холодеют.
— Давай встретимся еще? — спрашиваю я, — потом, как-нибудь.
— Давай, — тихо и застенчиво отвечает она, — а я послушаю еще твоих проповедей, пророк. И потанцуем.
— Послезавтра, в полночь.
— Где?
Мой мозг секунду перебирает самые странные места, которые я знаю. Тем временем, я осознаю, что прямо сейчас создаю сюжет своего бедующего сценария.
— Дерево распятых игрушек, — отвечаю я. Она кивает. Все любители погулять знают эту странную достопримечательность.
Песня кончается, я выпускаю Этель из своих объятий. Она уходит. Я возвращаюсь к парням. Ульрик пожимает мне руку:
— Уважаю. Давно тебе пора было пригласить какую-нибудь горячую девушку на танец, а то все один крутишься.
Пропускаю это мимо ушей. Однако что-то в моей душе эти слова задевают. Да. Обычно один все кручусь. Но это же не навсегда, в один день все будет по-другому?
Вдруг у нас образуется танцевальная компания из ребят нашего возраста: несколько парней и пара девчонок. Мы встали вкруг, взялись за плечи и запрыгали под музыку. Все это произошло так спонтанно, без договоренностей, без слов. Из всех в нашем кругу я знаю только двоих. А дольше пары дней знаю только Ульрика. Но странно: сейчас мне кажется, будто мы все знали друг друга всегда, всю жизнь, будто мы сейчас одна большая семья. В этом полупьяном угаре, в этом бешеном танце я на какую-то минуту нахожу спокойствие.
***
Шесть часов подряд. Ровно столько мы танцевали в ту ночь в “Неоновом драконе”. Теперь же мы идем по холодному ночному Городу, совершенно пустому и тем прекрасному. Мы идем кварталами “Кольца благополучия”, которые этой ночью представляются мне корнями Иггрдасиля. После недавних лютых заморозков, сейчас устоялась весьма приятная погода.
— Лучшая ночь в моей жизни, — заявляю я, — бесподобно мы провели время. Кажется, я уже никогда этого не забуду.
— Да, повеселились на славу, — рассудил Ульрик, — вот оно, твое “Техно-инферно”, вот из каких мест ты берешь идеи для сценария, а?
— Для сценария? — вдруг удивляется Конрад, — ты пишешь сценарии?
— Ну да, я же режиссер, — отвечаю я, сам не менее удивленный таким вопросом, — а что?
— Извини, но я думал, что ты инженер. По крайней мере, у меня было такое чувство.
— Странно. Я когда-то действительно учился на инженера. Потом перевелся правда.
Я всматриваюсь в лицо Конрада. Оно кажется таким… знакомым. Видел прежде, сто процентов. Да нет, быть не может. Точно видел, только где? Пару секунд шестерни моего мозга скрипят, пытаясь выдать мысль.
— А как ты догадался? — спрашиваю я его, — мы случайно прежде не были знакомы?
— Возможно, Фред. Я и сам начинаю об этом задумываться. Только когда?
И тут молния воспоминаний сверкает у меня в мыслях. Точно. Не может быть.
— Военный госпиталь! — вскрикиваю я, — точно. Я поступил на инженера, но в тоже время достиг призывного возраста. В первый же мой день на фронте меня ранили. Легкое пробили пулей. Остаток войны я провел в госпитале. Там меня чуть не избили солдаты из соседней палаты за какую-то шутку, сам уже не помню какую. Точно, ты тогда защитил меня, надавал одному из них, а остальных прогнал, — я жму ему руку, — еще раз спасибо за тот случай.
— Теперь и я вспомнил. Удивительно, но через несколько лет, ты вернул должок и спас меня, — он улыбнулся, — рад, что так случилось. И все же, почему ты не вернулся на инженера.
— Сам до конца не понимаю. Не захотел. Знаешь, после чумы, а затем и войны, началась новая жизнь. Казалось, все было отрезано, пути назад нет. Мне хотелось начать все сначала. Признаюсь, меня еще и гложило чувство вины тогда.
— Начинается, — шутливым тоном проговорил Ульрик. Ему не впервой слышать рассуждение, которое я сейчас вот-вот исторгну.