Эх, вот так каждый раз, когда иду один. Нельзя мне одному ходить, мысли самые поганые лезут в голову. Не все так плохо сейчас: по крайней мере, у меня есть цель, есть к чему идти. Пусть эта цель — это гребанный путь в никуда, на который я встал из-за спора, о котором я мог бы забыть давным-давно.
Подхожу к дверям своего дома. Смотрю наверх, проводя взглядом по зеленым окнам подъезда. На некоторых этажах горит слабый свет. Сверху падает снег, переливаясь в свете уличных фонарей. Все будет также: открываю подъезд, поднимаюсь по лестнице, вожусь с замком, который всё время клинит, прихожая, в кровать без сил. Каждый день один путь. Я уже и не помню, как идти к дому, не помню, где дом. Я просто иду. Все из раза в раз повторяется. В конце концов я проделаю такой же бездумный путь в могилу. Не хочу. Поворачиваю в сторону и иду дальше по улице. Пока не встречусь с Этель, не вернусь домой.
Старыми переулками иду к окраинам города, где в обычном, ничем не примечательном дворе стоит дерево распятых игрушек. Символ современности. Старый ствол с отпиленными ветками. Да и само дерево укороченно наполовину. К древесине гвоздями прибиты плюшевые игрушки. Приколочены за лапы и хвасты. С дерева на прохожих смотря не моргающие глаза игрушек. И они улыбаются. Они замерзают, их рвет ветер, заливает дождь, но они все равно улыбаются. Когда я вижу улыбку плюшевой игрушки на витринах магазинов, они кажутся радостными и дружелюбными. Но улыбка этих игрушек полна боли. Так улыбается человек, который потерял всё, который уже мёртв глубоко внутри, но продолжает притворяться счастливым и жизнерадостным.
Рядом с деревом стоит старый порванный диван. На него я и присаживаюсь, пока жду Этель. Проходит минута, пятнадцать. Начинаю ходить кругами. А снег все идет и идет. Крупные хлопья. Кажется, минул уже час.
— Конечно не придет, — бормочу я себе под нос, — конечно не придет. Глупо было думать.
Разворачиваюсь, чтобы уйти. Вдруг слышу позади себя хруст снега.
— Подожди, — слышу я знакомый голос.
Этель стоит передо мной. Она одета в длинное пальто, отороченное белым мехом. Шея её обвита шарфом на подобие петли. Она скрестила на груди замерзшие руки, на которых нет перчаток, чтобы их согреть. Такие тонкие руки. Этель достает сигарету и закуривает.
— Прости, что заставила тебя ждать, хотела убедиться, — тут она затянула сигаретный дым.
— Убедиться в чём?
— Что ты не опасен.
— А я вызывал подозрения? — говорю я, а сам чувствую внезапный укол совести.
— Ну знаешь. Место ты выбрал то ещё. Дерево, блять, распятых игрушек. Я сначала подумала, что ты маньяк. Приду сюда, а ты меня задушишь, а потом разделаешь на части, которые выбросишь прямо в залив. И буду я по кусочкам путешествовать по миру, — немного мечтательно произносит она, — а потом страх заместился любопытством: что ты за человек такой, что первое свидание назначаешь в старом, полузабытом дворе, у дерева с прибитыми на нём плюшевыми игрушками?
— Я не свидание назначал, — интересно, насколько я краснею, когда говорю эти слова.
— Ты приглашаешь девушку на танец, целуешь её, назначаешь встречу, а потом говоришь, будто это не свидание? Ты реально стрёмный… в хорошем смысле.
Хороший смысл слова стрёмный. Это что-то новенькое.
— Так что расскажешь? — говорит она, подойдя поближе, — кстати, может пойдем куда-нибудь. Я дико замёрзла тут стоять. Точнее, вот там, — она указала на арку одного из домов, — наблюдала оттуда, пытаясь понять, насколько ты всё-таки опасен. Ты меня не заметил?
— Нет. Честно сказать, зрение у меня не лучшее. А так да, можем пойти куда-нибудь.
— Давай ко мне тогда. А пока идём, расскажешь суть твоей идеи.
Наверное, мне стоило заранее подготовиться к этому, проработать убедительную речь, вернее, проповедь. Но, как всегда, я всё спустил на тормозах, понимая, что всё равно из-за прокрастинации ничего не успею. Приходиться придумывать на ходу. Как ни странно, получается весьма неплохо. Сказка моя состоит в следующем: наш мир несовершенен, он является своеобразным чистилищем для душ. Чтобы из этого “техно-инферно”, мира, который по сути своей абоминация плоти, души и металла, нужно добиться апофеоза объединения души и тела, то есть, дойти до состояния “сонастроенности” с высшей сферой.
— Веками люди пытались добиться этого через религию. Молитвами, постами и прочей лабудой. Но такая духовная практика была неискренней. Человек никогда не отдавался своей вере до конца. Многие просто превращали её в средство контроля или заработка. Они все упускали самое важное. Источником духа является музыка, так как ничто так сильно не задевает наши чувства, не манипулирует ими, как музыка. Она является потенциальным безграничным ключом к океану духа. Однако недостаточно просто слушать музыку. Нужно пропустить её через свое тело, наполнить ею каждую свою клетку. За этим и нужен танец.