Двигаем мы потихоньку. Я и говорю Ельтаю: «Знаешь, Байжумыч, давай на асфальт ночью не будем соваться. На восемнадцатом километре пост ГАИ постоянный, а от меня перегаром, понимаешь… Заночуем в степи. Недалеко от опушки сено свежее есть, там и остановимся, котелок взварим, поужинаем под звездами, а утром — как в рот и не брал.
Ельтай согласился.
Поредели сосенки, скоро опушка будет. Вдруг Байжумыч толкает меня в бок, показывает вправо — смотри, мол, вроде костер горит?
Посмотрел я туда и обомлел. У меня, понимаешь, глаз — телескоп. Это я сейчас, когда читаю, очки стал одевать — плюс два. А далеко хорошо вижу. Посмотрел, значит, туда, куда Байжумыч указывает, в жар бросило.
«Какой, — говорю, — костер, беда там. Машина там, — кричу, — горит!»
И кладу руль направо, еду напрямик, по целине. Командую, чтоб, когда остановлюсь, Байжумыч лопату в кузове брал, да не подходил бы, пока огонь не собью, бензобак пеной не залью. Не взорвался бы. Два у меня огнетушителя пенных, на всякий случай. Пригодились, видишь.
Саданул я пеной, быстро сбил пламя. Внутри там горело, огня не так много было. Это потом уже посмотрели, при вас, бак совсем пустой оказался. Покидали мы для надежности землей, я фонариком посветил, жужжалкой.
На фронте я всякое видел. Стреляли людей, бомбами и минами рвали, танками давили. А увидел в машине человека, труп, вернее, на заднем сиденье лежал, лицом вниз, и нехорошо стало, сердце зашлось. Тут у нас разговор состоялся:
— В город, — говорю, — Ельтай, надо. В милицию.
— Надо, — отвечает, — езжай.
— А ты?
— Возьму твое ружье и спрячусь за сосной, покараулю. Мало ли что.
— Не того, — уточняю, — не боишься?
— Езжай, — психует он, — давай скорее. Ты лучше не в город, в Семиозерное подайся, туда ближе. Там участковый Криков.
И правда: до города мне по шоссе все двадцать километров, а до Семиозерного всего пять. Только в другую сторону. И опять же, если в город ехать, поста ГАИ не миновать.
Может, и неправильно я тогда размышлял, но принял такое решение: в Семиозерное еду. Жал я на всю железку.
Участкового, майора Крикова Евментия Пахомовича, с постели поднял… Ну, а дальше вы лучше меня знаете…
Шматлай написал самое главное, попросил собеседника расписаться и подождать в коридоре. Потом позвонил Смолиной. Она допрашивала Байжумова и сразу подвела итог их бесед:
— Я тоже закончила разговор. Хороший парень этот экспедитор. Я полагаю, пусть себе едут в свою «Сельхозтехнику». Как, не возражаете? Я так и думала. Позвоните дежурному. Если выберете время, загляните ко мне.
Антон сказал, что зайдет непременно. Вот только бумаги приведет в порядок. А по правде говоря, убирать было нечего: ему хотелось осмыслить случившееся.
Он плохо знал окрестности города, работал, главным образом, в жилых массивах областного центра. В скверах, на рынках. А тут степь, опушка леса, бегущий из сибирских пределов тракт с малоизвестными ему населенными пунктами.
Шматлай достал карту области, довольно подробную.
В правом верхнем углу красный неправильный многоугольник — областной центр. От него, почти по диагонали, извивается жирная красная линия — «большак», как его здесь называют. Антон прикинул по масштабу — вот здесь двадцатый километр. В этом месте с жирной красной чертой пересекается тоненькая — «прочие дороги», как написано в условных знаках, это тот самый грейдер, по которому почти нет движения, и на котором примерно в двух-полутора километрах от большака каким-то образом оказалась горящая «Волга». Грейдер, пересекая на двадцатом километре Большой тракт, образовывал крутую дугу на восток и опять вливался в большак. «Для заезда в Шалкудук и тянули эту дорогу», — решил Антон. Он прикинул опять расстояния между основаниями дуги. От двадцатого километра до того места, где грейдер вновь пересекался с шоссе, было примерно пять километров. Это и хотел узнать Антон.
Где-то посередине отрезка шоссе, соединяющего основания дуги, находился постоянный пост ГАИ. Значит, на грейдер, на то место, где находилась «Волга», можно было проехать и из города, минуя пост.
Дело в том, что Антону совсем не пришлось быть на месте происшествия. Людей приехало много, на трех машинах. Был здесь потрепанный «газик» участкового Крикова из Семиозерного, он прибыл первым. Потом подкатила внушительная оперативная машина с возглавляемой полковником опергруппой, а вслед за ней желтая «Волга» госавтоинспекции. С ребятами из ГАИ был дежурный следователь областной прокуратуры. Людей много, у каждого — свое: полковник быстро распределил обязанности. Шматлай пробежал в темпе по следам «Волги», шагами измеряя расстояние, нашел место, где машина свернула с грейдера на целину. То же самое проделал и со следами совхозного грузовика. Потом нужно было измерить расстояние от «Волги» до ближайших ориентиров. Беготни было много. И пока никаких следов. Только примятые шинами кустики полыни.
Затем полковник приказал ему и Смолиной отправляться в управление на машине Свиридова и допросить первых и единственных свидетелей — шофера и экспедитора, а по пути взять все сведения о прошедших за ночь машинах у работников ГАИ, дежуривших на посту. Узнать, не проходила ли мимо «Волга» темно-коричневого цвета и без номерных знаков. Эти самые знаки были, оказывается, сняты, и Смолина легко определила, что сняты они недавно…
На посту дежурили лейтенант и старшина. Они были изрядно удивлены тем, что в столь ранний час мимо них проскочила, не остановившись, управленческая машина с синим маячком-мигалкой, так же стремительно пронеслась желтая «Волга» ГАИ. Ночь, оказывается, и у них была спокойной. Ребята аккуратно вели запись всех машин, пробежавших мимо поста в обе стороны. Машин было немного, все с номерами. Номера записаны, учтены.
— Контора пишет, — сказала тогда недружелюбно Смолина, — в четырех километрах от вас машина сгорела, за поворотом на грейдер.
Пожилой лейтенант смутился, и, оправдываясь, сказал, что им с поста грейдера не видно, лесок прикрывает.
Действительно, Антон это приметил, к востоку от грейдера, почти до самого шоссе, клином вдавалась густая березовая роща. И ночь была пасмурная, дул северо-восточный ветерок. Огня с поста можно и не заметить. Да и какое, и сущности, дело посту ГАИ до какого-то огня? Мало ли кто костер в степи может разжечь ночью?
Смолина была старожилом управления, работала пятнадцать лет. Эта сорокалетняя худенькая женщина считалась специалистом по расследованию весьма неприятных уголовных дел: грабежей, разбойных нападений и автодорожных происшествий. Не отказывалась она и от дел других категорий, но терпеть не могла затяжных и нудных, как она считала, уголовных дел о хозяйственных преступлениях: о хищениях, растратах, злоупотреблениях служебным положением.
Лейтенанту Шматлаю не приходилось работать со Смолиной по одному уголовному делу, пока были разные профили. Поэтому и знал ее он мало.
— Пришли? — Смолина по-мужски пожала ему руку и сразу к делу: — Следствие по убийству, да, по убийству, это уже точно, — сказала она, заметив, как Шматлай удивленно поднял брови, — мне сейчас звонили из научно-технического отдела. Убит из пистолета «ТТ»… Так вот, уголовное дело по убийству возбудила прокуратура, это их компетенция. Но искать-то, ловить, нам. Потому что сейчас какое время? Летних отпусков. Только не для нас. В нашем отделе мальчиков всего ничего. Почти все в районах. У вас тоже не густо. Да и начальника вашего отдела час назад в госпиталь положили — стенокардия. А на место происшествия выезжал, храбрился. Вот полковник и сказал: «Крутитесь!»
Антон растерянно спросил:
— Как? На такое дело всего два человека?
— Да нет, будет опергруппа. Будет. Шеф на время отзывает из Семиозерного Крикова: у него там дружина надежная — потерпят немного…
Антон вспомнил неожиданный ночной звонок полковника.
— Майор Криков? Это тот неприятный старик?
Смолина засмеялась:
— Ну, почему же старик? Ему всего пятьдесят четыре года. Всего. Для кого и много, а есть и такие, как этот Криков. Поработаете с ним — узнаете. А ведь самое интересное, Антон, я вам еще и не сказала. Установлен владелец сгоревшей «Волги», некий Егоров, бухгалтер базы «Торгплодоовощ».