— Здравствуй, Алексей!
Майор опустился в низкое удобное кресло. От батарей, выкрашенных недавно светлой голубой краской, исходила приятная теплота. Ему подумалось, что здесь, в чистом теплом кабинете, история с расследованием пожара выглядит буднично и вся может уместиться на двух страничках служебного рапорта. Впрочем, много говорить и не требовалось. Они давно работали вместе и понимали друг друга с полуслова.
— Я уточнил артикулы тканей, — докладывал майор хрипловатым голосом, ну, а остальное… помогли соседи.
Преступник, присутствовавший при осмотре привезенных товаров, несомненно отметил их сходство с украденными.
— Понимаю. Хотели вызвать у него беспокойство за ткани в пещере?
— Да. Хотел ускорить визит. Иначе он переждал бы, пока все уляжется. Не сидеть же в засаде месяц.
— Он мог испугаться или поверить, что ткани действительно нашли, возразил полковник.
— Мог, конечно, но мы с ребятами кое-что прикинули… ну, маленький спектакль. Никто не знал, что егерь действительно нашел ткани. Мы это дело обставили. А преступнику подкинули кое-какие надежды: подменили рулон и один лишний добавили. Шифон легко отличить на ощупь даже в темноте. Чтобы преступника все время грызло сомнение — ткани те, и вроде не те… и основное — раз он способен убить человека, то так просто не мог отступиться, не затем дело затевал, чтобы остаться с пустыми руками. Его, Викентий Иванович, уже затянуло о опасную «игру» с милицией. Кузин оценивал наши возможности весьма нелестно.
Майору не хотелось признаваться даже себе, как он попался на удочку, и Кузин вначале ловко пустил ему пыль в глаза. Тот понимал, что рано или поздно, проверяя его связи, узнают о Долинской и тонко обставил свое алиби, заставив поверить в него следователя, как в свое открытие. Потом Долинская призналась — вынуждена была признаться — Кузин приехал к ней только под утро.
— Рискованно, рискованно, — покачал головой полковник.
— У меня не было выхода, Викентий Иванович. До встречи в пещере я не знал, кто преступник.
ГОЛОЛЕД
Насыпь шоссе была крутой и высокой. Занесенная снегом, она походила на обвалившийся овраг, размытый в бурное половодье. Старшина милиции Тлеугали Бектурганов и шофер Махмуд стояли над этим обрывом и смотрели вниз. Среди кусков льда и вспоротого снега лежал опрокинутый прицеп. Он был перекошен и, словно севший на мель баркас, выглядывал из черного пятна воды, цепляясь одним бортом за берег. Трактор же, запрокинув вверх колеса, двигателем глубоко зарылся в снег, а кабиной навалился на тележку, как бы пытаясь столкнуть ее в арык.
Это нагромождение, освещенное ярким светом фар, отбрасывало длинные контрастные тени, похожие на гигантского паука.
Из-под ног стоявших внизу шла широкая борозда глубоко взрыхленного снега. Чуть правее поднимался на насыпь аккуратный след чьих-то сапог. Увидев его, Махмуд обрадовался.
— Вот видишь! А ты говоришь — люди! Одни был и тот давно ушел. Поехали!
— Погоди, — приподняв руку, попросил Тлеугалн. — Ты что-нибудь слышишь?
— Нет.
По в этот момент тишину нарушил какой-то неопределенный звук. Оба насторожились. Звук повторился. Он был слабым, еле слышным.
— Что за чепуха? Откуда здесь кошка? — удивился Махмуд. — Да еще кричит, как из-под земли.
Тлеугали подался всем корпусом вперед, прислушался.
Так он стоял несколько минут, потом, разогнувшись, сказал:
— По-моему, там не только кошка. — Эй, там есть кто-нибудь!
Голос прозвучал хрипло и чуть не сорвался. В' горле першило, давил подкатившийся комок, сбивал дыхание.
По Бектурганов напряженно и терпеливо ждал. Ответа не было. Откашлявшись, Тлеугали хотел еще раз крикнуть, как вдруг услышал:
— Есть!
Кричал ребенок. Старшина вздрогнул, и в следующую секунду был уже в глубоком снегу откоса, и, увязая в нем по пояс, падая и поднимаясь, побежал на голос. Махмуд следовал за ним. Но ни у трактора, ни у прицепа никого не было.
— Где же ты? — растерявшись, спросил старшина.
— Я здесь, дяденька, в тракторе.
Бектурганов бросился к кабине, изо всех сил рванул дверцу на себя, но она не поддалась. Придавленную всей тяжестью трактора, дверцу заклинило. Махмуд бросился к другой, но вскоре вернулся.
— То же самое, — угрюмо сказал он.
— Но как же тогда вылез тракторист? — в недоумении спросил Тлеугали. Не найдя ответа, они внимательно начали осматривать кабину. Старшина заглянул вниз и все понял. Вместо ветрового стекла зияла черная брешь.
— Вот посмотри, Махмуд, сообразил же, как выбраться!
— Ну и сволочь! — возмутился Махмуд. — Ребенка бросил! Попадись он мне — шашлык бы из него сделал!
Бектурганов полез под трактор. Внутри кабины, в полумраке, среди сидений он разглядел закутанную в шаль голову ребенка и одну ручонку. Растопыренные пальцы, судорожно хватая воздух, тянулись к нему.
— Дяденька, дяденька… — глотая слезы, бормотала девочка.
— Успокойся, я сейчас.
Изловчившись, он по пояс протиснулся в кабину, разбросал сиденья и извлек из-под них ребенка. Освобожденная от тяжести, девочка судорожно уцепилась за шею старшины, уткнулась мокрым от слез лицом в его холодную щеку и, всхлипывая, забормотала что-то бессвязное. Попытки старшины освободиться от ее рук приводили девочку в еще больший ужас. Так вместе с ней и вылез он из кабины.
Тельце девочки дрожало от холода и страха. Бектурганов расстегнул шинель и укутал в нее ребенка.
Оттого ли, что девочка почувствовала себя в безопасности на этих сильных и добрых руках или от ласкового голоса, она, всхлипнув еще несколько раз, затихла.
— Ты здесь одна? — спросил Тлеугали.
— Не знаю. Когда мы ехали, рядом был дядя Коля.
Потом я уснула. А потом мы куда-то покатились и меня больно ударило. Когда я открыла глаза, никого не было, — и она скова заплакала.
— Тебя как зовут?
— Лена, — сквозь слезы прошептала девочка.
Чувствуя, как она продолжает вздрагивать, он хотел снять шинель и укутать ее. Но, не поняв его намерении, Лена еще сильнее уцепилась за шею.
— Не бросай меня, дяденька! — закричала она, — я боюсь.
— Да нет же, Леночка, не бойся. Я хочу потеплее укутать тебя в шинель.
Уговаривая ее, он осторожно освободил пальцы, сжимавшие воротник, взял их в ладонь и качал согревать дыханием.
— Ну как, согрелась?
Лена кивнула. Бектурганов завернул девочку в снятую шинель и попросил Махмуда отнести ее в машину, а сам дошел к прицепу.
Странно, — подумал он, — неужели девочка здесь одна?
Что же мне тогда послышалось? Он подошел к тележке и забарабанил по ее дну.
— Помогите! — услышал он глухой женский голос.
— Сейчас. Потерпите, я сейчас!
Позвав шофера, Тлеугали лихорадочно соображал, как спасти попавших в беду. С одной стороны прицеп был намертво придавлен трактором, с другой же… А что, если попытаться открыть задний борт? Эта мысль несколько успокоила его. Когда он сказал об этом Махмуду, тот, натянуто улыбнувшись, спросил:
— Ты что, Туке, шутишь? Ведь мороз — уши щиплет, в ты — в воду!
— А тебя никто не просит туда лезть!
Бектурганов подошел вплотную к воде. Плавающие кусочки льдин вперемежку со снегом были уже скованы морозом. Там, где виднелся борт, над смерзшейся шугой толстым рубцом поблескивала прозрачная полоса.
— Иди сюда! — решительно познал он шофера, — Будешь меня держать.
Тлеугали выбрал выступ, который поближе к борту, опершись на руку Махмуда, он перенес всю тяжесть тела на правую ногу, а левой — коснулся льда. Под ботинком хрустнуло. Через секунду тысячи холодных игл вонзились в щиколотку. Пальцы крепче сдавили руку шофера.
Уже обжигало колено, а дна все не было. Наконец носок уперся во что-то твердое и скользкое. Старшина стоял на дне. До борта было чуть больше метра. Судорожно глотая воздух, он медленно двинулся к цели. Шурша и ломаясь о колени, лед нехотя раздвигался. Вытянувшись всем телом вперед, Махмуд поддерживал его за вытянутую руку. Добравшись до борта, Тлеугали остановился. Укрепив ноги на скользком грунте, он снял китель и засучил рукава рубашки.