Но. вспомнив, что перед ним старший по званию, торопливо отвел руку с папиросой за спину.
— Кури, кури, Егор Семенович! — махнул Гарин. — Небось, пока в палате был, уши опухли?
— Вот именно! — подхватил капитан и с удовольствием затянулся.
Он, капитан Мельников Егор Семенович, уже двадцать лет работает в здешних местах. Начальник райотдела. В далекие военные годы привезли его, полуживого парня, в тыловой госпиталь прямо с фронта, с Курской дуги. Долго лечили, и хоть уволили из армии «вчистую», опять вроде на войну попал. В милицейской шинели гонялся за бандитами, вступал в бой с налетчиками. Курсы разные проходил, квалификацию повышал и после одной перестрелки еще месяца полтора на койке отлеживался. Женился Егор Семенович вскоре после войны и с тех пор навсегда стал местным жителем…
Сейчас, сойдя с крыльца, он начал рассказывать майору Гарину и лейтенанту Никитину, приехавшему с майором, обстоятельства дела о ранении Красновой.
Меж тем дверца «скорой помощи» захлопнулась, как только носилки с раненой вдвинули в кузов. Машина тронулась с места. Стала редеть, расходиться толпа.
Ключ легко вошел в скважину, и двери открылись.
Уже было известно следственной группе — жила учительница одна, пошел второй год, как муж ее умер.
Замуж она вышла еще в войну, когда молоденькой девушкой эвакуировалась с Украины и получила назначение на работу в Аксай. Муж вскоре ушел на фронт, вернулся в сорок шестом и стал работать механиком МТС. Он был еще нестарым мужчиной, но часто болел. С фронта больным вернулся. Карточка его висела в спальне над кроватью Елизаветы Федоровны. Других родственников у нее в Аксае не было. Дочка в этом году окончила медицинское училище и работала далеко, в Сибири. А в Полтаве жила сестра Елизаветы Федоровны, Надежда.
В спальне стоял письменный стол, на нем — книги, стопка тетрадей. Майор взял одну книгу, полистал и положил обратно. Капитан Мельников, увидев тетради, потрогал их, аккуратно подравнял стопку. Вспомнил своего сына, кончающего десятый класс, и дочку, которая в пятый ходит.
— В институт мечтает Анатолий… Он радиоделом увлечен сильно. В такой институт и метит. Трудно сейчас поступить, но пусть попробует. Может, пройдет…
Говоря это, капитан вынимал из ящика письменного стола бумаги. Все, что рассказывает о жизни учительницы, о ее связях, знакомствах, работе, могло пригодиться.
Увидев пачку писем, перетянутую белой резинкой, майор взял ее, снял резинку.
Лейтенант Никитин заметил:
— Мало писем она получала, Николай Петрович…
— За три года — двенадцать… Да, маловато.
— Может, выбрасывала?
— Это вполне возможно… Не все берегут прочитанные письма.
Они раскрыли шифоньер, осмотрели потолок, пол, стены, окна. Никаких следов грабежа не было. Осмотр места в лесу, где нашли учительницу, тоже показал, что никто раненую не обкрадывал. Даже сумочка с паспортом и деньгами лежала в траве у дороги. В сумочке и нашли ключ от квартиры.
Протокол осмотра квартиры писал Никитин. Майор прочитал его и, прежде чем расписаться, добавил в конце, что обнаружена также и приобщена к материалам следствия групповая фотография студентов Полтавского педагогического училища.
Эту групповую фотографию, стоявшую на письменном столе, майор долго рассматривал, потом вынул из старенькой рамки и положил в свои портфель. Чем-то она его заинтересовала.
— Третий курс педучилища, — пояснил он кратко. — Выпуск сорок первого года… Здесь обе Красновы сняты.
— Обе? — удивился Никитин. — Откуда вторую узнали, Николай Петрович?
— Похожи… Очень похожи… Вот вы с заведующей школой давеча разговаривали. Что она про вторую Краснову знает?
— Почти ничего. Надежда только раз в Аксай приезжала. Живет она в Полтаве.
— И в войну там жила?
— При немцах? — Никитин помялся. — Это нужно уточнить, Николай Петрович.
— Уточните… Обязательно уточните, — сказал майор.
Ночевали они в гостинице районного городка.
Лейтенант Никитин пришел из городского сада, с танцев, поздно. Свет в номере уже был потушен, и Николай Петрович лежал под одеялом.
Пробравшись на цыпочках к своей кровати, Леня Никитин тихонько разделся и сел на постели. Майор слышал, как нашарил он в темноте бутылку с кефиром, оторвал зубами кусок булки и принялся усердно жевать.
«Вот наворачивает… проголодался парень», — ухмыльнулся майор.
Никитин поел и, откинув одеяло, принялся взбивать подушку. Майор протянул руку к выключателю.
— Ну, как дела, жених? — спросил он, щурясь от света и улыбаясь.
— Да что вы, Николай Петрович! — смутился Леня. — Какой из меня жених!
— Вот чудак… Ты только на свадьбу не забудь позвать… Хочу сплясать на твоей свадьбе… И еще хочу посоветоваться насчет одного дела.
Гарин взял со стола помеченное карандашом письмо и подал его лейтенанту.
— Вот прочти это. Нет, сначала посмотри фотографию.
Интересная деталь в ней замечена.
— Какая деталь?
— А вот найди.
Никитин взял фотографию. Скромно одетые парни и девушки были сняты в день выпуска из педучилища двадцать с лишним лет назад. Глядя на их юные лица, на их простые пиджачки, кофточки и брезентовые туфли, Никитин думал о том, что многие парни, видимо, погибли на войне, а девушки теперь уже пожилые женщины, мамаши…
Он долго и пытливо вглядывался в поблекшую фотографию и наконец нашел то, что хотелось майору. В разных местах этой группы стояли две совершенно одинаковые девушки — светловолосые, большеглазые, с челочками, низко опущенными и подстриженными у самых бровей.
Обе девушки напоминали одну и ту же женщину — Елизавету Федоровну Краснову. Да, такой что была двадцать лет назад.
Никитин постучал ногтем по фотографии:
— Они близнецы, Николай Петрович?
— Близнецы или очень похожи. Во всяком случае, спутать их вполне можно. Это наводит на размышления… А как дела насчет Щербакова?
— Щербаков, — ответил Никитин, — живет в городе недавно. Но его документы в порядке. Шофер автобазы.
Шофер Щербаков был водителем автомашины марки «Шкода», на которой возили кирпич для строительства новой школы в Аксае. Это-то и заинтересовало работников милиции.
Дело в том, что расследование явно показывало: никто из местных жителей к покушению на учительницу не причастен. Врагов у нее не было, никто ей не угрожал, с ней нс ссорился. Посторонние в Аксае бывали редко. За последние три месяца только приезжали работники райисполкома, но эти были все, как на ладони. Из малоизвестных и чужих людей только Щербаков и появлялся несколько раз на своей громадной машине.
Капитан Мельников сообщил данные о Щербакове: 1926 года рождения, живет в городе с февраля этого года.
Одинок. А раньше жил в городе Щигры Курской области.
— Новосел, значит, — подчеркнул капитан. — Ныне на холостяцком положении поселился у старушки в доме номер три по улице Крайней…
В разговор вмешался сотрудник райотдела сержант Ахметов.
— Дом этот — звание одно, что дом, товарищ майор, Халупа кривая, которой в субботу сто лет будет. И хозяйка — старушка… Сейчас она и отъезде, гостит у сына в Златоусте.
— В общем, глухое место?
— Для людей подозрительных вполне подходящее…
Только за шофером ничего не замечено, товарищ майор.
Да и сам он пятый день в дальнем рейсе. А на учительницу напали вчера.
Майор в раздумье пригладил черные, тронутые сединой волосы. Алиби шофера было налицо. И все же чувствовал Николай Петрович, что в Щербакове нужно искать разгадку совершенного преступления. Почему чувствовал? Он и сам, пожалуй, не сразу бы ответил на этот вопрос. И, пройдясь из угла в угол, остановился у стола и сказал:
— В рейсе он был или не в рейсе… Пошлите в Щигры запрос насчет личности Щербакова.
Ответ из Курска насчет шофера Щербакова был краток:
«Щербаков Леонид Тихонович, 1926 года рождения, убит пятнадцатого января этого года».
Никитин только сказал, прочитав телеграмму;
— Леонид… Тезка, выходит.
И покачал головой.