Они поднялись из подвала.
— Ничего я не знаю, — обернулась Галка. — Ничего-о…
Она тряхнула распущенными волосами и, простоволосая, под дождем, пошла, пошатываясь, вдоль улицы. Никитин смотрел ей вслед. «Дойдет ли», — думал он.
Галка дошла до угла. И остановилась около «Волги», блестевшей от капель дождя. Ее окликнули.
Видно было, как она сделала несколько шагов ближе к машине, как наклонилась к тому, кто звал ее. Послышался мужской смех, блеснула спичка в руках девушки, потом засветился огонек сигареты.
Кажется, ей предлагали подвезти. Она совсем ослабла и качалась.
Вот она сделала еще шаг. Дверца открылась. Галка села рядом с водителем.
— Нашла утешенье, — махнул вслед машине Никитин.
Он подумал по привычке, что надо бы заметить номер машины, но потом решил, что дело тут ясное, и смотреть ни к чему. Вес же он запомнил марку автомобиля.
Прошла неделя, а следствие не продвинулось ни на полшага. Правда, научно-технический отдел уголовного розыска дал интересные материалы. Однажды майор допоздна засиделся над ними.
Изучив фотоснимки следов, оставленных на подоконнике и на тропинке, от кабинета директора кирзавода до гаража, майор подумал, что совершил ошибку, решив, что неизвестный обошел гараж и направился далее через поле к шахте.
Подняв трубку, он вызвал кирпичный завод и попросил, чтобы к нему прислали шофера, занимавшегося неделю назад ремонтом автобуса.
С завода ответили, что шофер находится в рейсе: повез на совещание плановика и бухгалтера. Тогда майор попросил, чтобы шофера направили к нему, как только он вернется из поездки.
— Я буду ждать, — сказал Гарин.
Следы, зафиксированные на фотоснимке, лежащем перед майором, ясно показывали путь человека в ботинках сорокового размера (следовательно, он среднего роста и средней физической силы), который вылез почему-то через окно кабинета и направился в сторону шахты. А пошел ли он на шахту? Куда он вообще пошел?
Фотоснимок запечатлел следы от окна до гаража, до того места, где работал шофер, сваривавший поломанные детали автобуса. А дальше гаража следов вообще не было.
Следовательно, в чем дело? Если он спрятался в гараже, то как он туда проник? Ведь майор обошел гараж со всех сторон и видел, что войти в него, минуя дверь, невозможно.
А дверь была на замке!
След на подоконнике в кабинете и следы на тропинке принадлежали одному и тому же человеку. Они были идентичны. Более того: это были все-таки следы Лапина, преступника, бежавшего из колонии!
Еще и еще раз всматривался майор в схемы и фотографии, лежащие перед ним. Сомнений быть не могло. Фотоснимок, запечатлевший дорожку следов на взрыхленной полоске земли запретной зоны, по которой прошли бежавшие из-под стражи заключенные, лежал рядом с фотоснимком следов, оставленных неизвестным на подоконнике и тропинке до гаража. Это были следы одного и того же человека.
Гарин читал эту дорожку, как отрывок из литературного произведения, как музыкант читает ноты.
Длина и ширина шага, угол разворота, форма и размер обуви… Да, в кабинете директора был Лапин!
Но откуда у него документы, а главное, паспорт с фотографией?
В дверь постучали, вошел сержант и сообщил, что за дверью стоит вызванный с кирпичного завода шофер.
— Да, да!.. Пусть входит.
Шофер вошел и остановился, переминаясь у порога. Гарин удивленно посмотрел на молодого улыбающегося казаха.
— Вы с кирзавода?
— Да… Говорят, вызывали, — шофер с некоторым недоумением развел руками. Кепку он мял в руке.
— А работает у вас на автобусе еще шофер?
— Нет, больше никого нет. Я один. Уже три года на этом месте.
Но это был не тот человек, который сваривал детали автобуса около гаража. Это был совсем другой человек — молодой чубатый парень. А тот приземистый, с коротким волосами (так, по крайней мере, выглядели они на висках из-под шапки), гораздо старше. Значит, тот был — Лапин…
С нахмуренным лицом прошел Николай Петрович по пустому холодноватому коридору управления, рассеянно кивнул на прощанье дежурному, вставшему при его появлении у входа. Улицы по-вечернему были оживлены. Шли группами и в одиночку люди. Огни автомобилей стремительно двигались, освещая дорогу, подъезды и стены домов. Под зеркальными окнами ресторана, на проспекте полосы света лежали поперек широкой мостовой. За стеклами кружилась плотная толпа танцующих. Когда дверь отворялась, обрывки музыки выплескивались на улицу.
Гарин решил зайти. Он все думал о своем промахе: он не любил ошибаться. Конечно, он все уже взвесил. На фотографии, переданной из колонии, Лапин выглядел гораздо моложе того приземистого, склонившегося над сварочным аппаратом рабочего, который разговаривал с майором у гаража. Да и лица этого человека майор почти не видел.
Защитный щиток прикрывал лицо, а когда рабочий снял его, нагнулся и поднял на плечо автомобильный скат, он стоял вполоборота, почти спиной к майору. Затем, не спеша, широко расставляя ноги, пошел к заводским воротам.
Вот так оно и было… Фотографию Лапина снимали, когда он сел последний раз — в шестьдесят четвертом, значит, несколько лет назад. Это все правильно. Время может здорово изменить человека. А колония, она, безусловно, не курорт. Безусловно… и все-таки, Николай Петрович, дал ты маху!
Майор заказал ужин. Дома у них сегодня не готовили, потому что жена и дочка ездили в гости к родным и, видимо, только что вернулись.
Высокий, черноглазый, удивительно моложавый, хотя и седой человек показался в дверях ресторана. Он помахал Гарину, проходя мимо его столика.
«Вот и Носов пришел отдохнуть, — подумал майор. — Оказывается, здесь у него много знакомых…»
С директором кирпичного завода здоровались не только посетители. Ему кивали служащие ресторана, подошел один из администраторов и крепко пожал руку.
В шесть часов утра во тьме погруженной в сон квартиры зазвонил телефон. Не поднимаясь, только откинув с груди одеяло, Николай Петрович протянул руку к трубке:
— Да, слушаю!
На другом конце провода послышался голос его начальника. Полковника, видимо, только что подняли с постели.
Даже слышно было, как он, зевнув, что-то вполголоса ответил жене.
— Извини, Николай Петрович, — полковник кашлянул.
— Слушаю, Петр Васильевич…
— Такое, значит, дело… На дороге к аэропорту, не доезжая бетонного моста, убийство… Дежурный только что сообщил — ножом в спину… Я бы хотел, Николай Петрович…
— Все ясно. Одеваюсь…
По улице полз осенний туман, холодный и плотный. Голые деревья едва проступали сквозь молочную пелену. Уже шли машины. Их огни бежали в разные стороны, с каждой минутой огней становилось больше.
Вереница машин скопилась у подъезда к бетонному мосту, повисшему над черной лентой еще не замерзшей реки.
Очевидно, что-то их задерживало.
Впереди, перед мостом, около дорожных знаков временного ограждения, стояли регулировщики и направляли машины в объезд той проезжей части улицы, которую они оберегали. Когда Гарин вылез из служебного «газика», он увидел группу людей и среди них — лейтенанта Никитина, сержанта Ковалева (с его роскошными бакенбардами и усами) и врача с чемоданчиком в руке.
Врач, видимо, уже закончил осмотр. Майор ему первому подал руку:
— Что? Убийство?
Доктор, пожилой человек в старомодном длинном пальто, пожал плечами:
— И да, и нет… Возможно, несчастный случай… Во всяком случае, нож был всажен как раз между лопаток.
— Где нож?
Никитин указал на нож, лежащий на земле рядом с трупом. Майор осторожно взял его за концы рукоятки и лезвия, всмотрелся. Это была финка с заметными зазубринками на конце лезвия.
— Похоже, что ножом открывали консервы… Потом ударили им человека…
Кровь засохла темными пятнами на лезвии.
— Его убили часа четыре назад, — сказал врач. — Но обнаружил его прохожий гораздо позже. Он вынул нож из спины лежащего и убедился, что тот мертв… Вот этот товарищ… — врач указал на мужчину в брезентовой куртке и сапогах.
Майор повернулся к нему: