Выбрать главу

Трубой по голове.

Потихоньку осознаешь и понимаешь, что "Твою ж мать, я же тоже в этом мире живу. Я тоже человек, и я тоже смертен. Слаб. Беспомощен."

В этом, конечно можно копаться хоть всю жизнь... Но есть во всех этих философских вопросах какая-то странная тяга. Хочется найти первым то, чего ты не знаешь.

Погруженный в глубокую дилемму, я присел на скамейку и заступил в асфальт. В голове зародился ком, при чем как в физическом смысле, так и в духовном. Постепенно груз становился тяжелее, и она медленно, но верно клонилась по направлению к холодной поверхности сидения. Только когда в небе и на домах стали появляться чёрные пульсирующие пятна, я понял, что отключаюсь.

Чертов австралиец был прав.

Как Шей привёз меня в больницу я не помню, очнулся лишь через пару часов уже в палате, переодетый в какой-то странный светлый костюм, состоящий из широких штанов и пахнущей лавандой футболки. Первым делом я ощупал голову, обнаружил, что она перевязана почти полностью, будто у меня там...

О, ч-ч-чёрт...

Через какое-то время в палату вошли двое. Одним из них был Шей, я узнал его по собранным волосам и тёмно-красной кофте, которую ему подарила сестра на его последний День Рождения, а вторым - высокий, худощавый доктор в белом халате. Седовласый, с забавными усами, среди его белой одежды выделялся синий галстук в клетку.

Они говорили о чём-то, только их слова не складывались в моей голове, будто во сне, когда видишь буквы, но собраться во что-то, что имело бы смысл, они не могут. Увидев, что я в сознании, доктор достал фонарик из кармана и уже второй раз за день мои глаза ослепил яркий белый свет.

- Реакция есть, всё в норме, - объявил доктор. Шей стоял неподалёку, размеренно покачиваясь из стороны в сторону, и нервно покусывал внутреннюю часть щеки. - Постойте, я принесу вам рентгеновский снимок.

- Ну ты и тупица, Крис, лопух, какого я ещё не встречал, - приглушённо сказал он, оглядывая меня.

- И тебе привет, - проговорил я, приподнявшись на локтях. Изображение по-прежнему немного плыло, но уже виделось чётче. Видимо, волшебный фонарь чудо-доктора заставил мои мозговые клетки поднапрячься. К тому времени, как сам врач прибыл обратно, я уже восстановил свои зрительные возможности. Друг всё это время стоял и молча смотрел на мою перевязанную голову.

-Трещина затылочной кости, вот, можете полюбоваться. Если желаете, - сказал доктор, протягивая Шею мой рентгеновский снимок. Тот сразу же взял его и направил на свет.

- Скажите, доктор...? - я стал описывать в воздухе что-то похожее на круг.

- Вашингтон, - в один голос сказали присутствующие.

- Доктор Вашингтон, - я приторно улыбнулся, - когда я смогу выйти? То есть, у меня есть право на досрочное освобождение... Или что-то вроде...?

- Мистер МакМюррей, у вас трещина в голове, - членораздельно начал мужчина в белом, пару раз мягко стукнув себя по виску. У него был такой тон, будто он уже пятнадцатый раз объясняет мне элементарную вещь. - С таким, выражаясь на вашем языке, преступлением, вы не только на досрочное освобождение не имеете права, но и на небольшой срок не смейте рассчитывать. Могу сказать, трещина, подобная вашей, обычно заживает за год, два, а то и три, но моё вмешательство потребуется только в первые две-три недели.

- Шикарно, - прошипел я, взглянув на друга. Тот на меня посмотрел только мельком. Он был очень задумчив. - У меня работа, доктор. И собака.

- А у меня жена и дети, - он засунул руки в карманы халата и приготовился разворачиваться, - но моя работа, которая заключается в лечении таких вот... безрассудных молодых людей, не позволяет мне видеться с ними чаще, чем пару раз в неделю.

С видом недовольного, но победителя, доктор Вашингтон вышел за дверь, оставив нас с Шеем в полной тишине.

Никто не желал начинать первым, потому что заведомо знал о неминуемой ругани. Я, дабы сделать вид, что чем-то занят, приподнялся и попытался удобно сесть на самой жёсткой кровати, какая когда-либо у меня была.

Шей же оперся о подоконник и, скрестив руки на груди, пялился пустым взглядом в пол.

Наконец, он заговорил.

Но почему-то начал немного издалека.

- Ну, и каково это?

Я пожал плечами, намекая на то, что не понимаю, о чем речь.

- Я имею ввиду, быть избитым куском железной трубы?

Снова пожал плечами. Что мне ему ответить? Это хреново? Голова ноет, сил совершенно нет, все плывет и тянется, как рождественский пудинг, а я даже не в состоянии стакан воды взять.

В ответ друг промычал что-то невнятное и замолчал.

- А каково это быть ограбленным? Прям подчистую? - с новыми силами начал он, подавшись немного вперёд. Тон стал нетерпеливее.

Третий раз пожимаю плечами. Не хочется и рта открывать. Ну, какого? Денег нет, машины тоже. Я поражен, моё трепещущее эго раздавлено практически намертво. Больше нечего добавить.

- А вот, каково, когда во всем этом замешана одна и та же потаскуха? - он сделал шаг вперёд, будто с угрозой. - А какого, когда ты для неё все, а она трахается со всеми подряд на каждом углу?

- Закрой рот, Шей! - рявкнул я, не стерпев, и зло уставился в лицо стоявшего предо мной. - Ты ничего не знаешь! И не семей так говорить о ней!

- Я, как раз, знаю все, - друг не спеша взял стул и поставил его перед моей постелью спинкой вперёд. Он был удовлетворён моей реакцией, словно этого и добивался. - Вот скажи мне, просто ответь, почему? Просто почему? Ты разве не видишь, что она из тебя веревки вьет?

Тут бы только дурак не заметил.

- Или ты настолько никчемен, что кроме неё у тебя ни на кого не встаёт? Будь честен хотя бы с собой. Она тебе не нужна.

- Хватит!

- Нет, хватит, когда я скажу, - он ткнул себя большим пальцем в грудь. Брови его, нахмуренные и взлохмаченные, были так близко, что почти касались друг друга. - Ты, Кристиан, жалкая тряпка. Слепой тупица, который не хочет признавать, что его используют. Как дружка, которого можно доить, - Шей загнул один палец, - как бесплатное приложение к тряпкам и побрякушкам, что ты ей даришь, - он загнул второй, - как надрессированного пса, которого можно попросить набить морду любому, кто вдруг ей разонравится, - третий палец

Каждое его слово вонзалось в меня, словно осколок. Казалось бы, не в первый раз он пытается сделать из своего друга дурака... Или это Беатрис делает из меня дурака?

У всех свои мотивы, но они оба пытаются переманить меня на свою сторону. Каждый из них считает себя правым в своём отношении ко мне. Ну и пусть. Я запутался, я совершенно не понимаю, что делать и как поступать. Всё валится из рук прямо под ноги, я спотыкаюсь и падаю. Не считаю себя правым, не считаю жертвой. Нахожусь где-то посередине. Всё время. Я не перехожу на чью-то сторону, я падаю вглубь.

Почему так противно даже взгляд перевести?

А парень тем временем продолжал гнуть свою линию.

- Или как друга, который может достать билеты, куда угодно. Удобно, правда?

- Я тебя прошу, Шей, закрой пасть наконец!

Он прикрыл глаза и провёл языком по сухим губам. Его полное праведного непонимания лицо выглядело, по меньшей мере, слегка ужасающе.

- Ты неисправим. Как был наивным дураком, так и остался, - подвёл неудовлетворительный итог Шей.

На этом наш разговор был закончен. Очень редко наши перепалки перерастали в серьёзные разногласия или ссоры. Максимум - пара вскриков. Даже не знаю, хорошо это или плохо.