Дома Саймона встретил оглушительный рев. Незна-комая девушка спускалась по лестнице, неловко дер-жа на руках Дейзи. Ее опасная некомпетентность сразу бросалась в глаза; чего стоили торчащие «ежиком» волосы, грязные джинсы, гвоздики в ушах, сандалии на высоких каблуках – она с трудом удерживалась в них на не покрытой ковром лестнице. Саймон бросился вперед и почти выхватил плачущую Дейзи из ее рук.
– Кто вы такая, черт побери? Где Эстелла?
– Ее парень разбился на мотоцикле. Она поехала к нему в больницу. Он в тяжелом состоянии. Я посижу с малышами до прихода миссис Костелло.
Знакомый запах подтвердил причину детского плача – надо просто сменить памперс. Держа дочь на расстоянии вытянутой руки, Саймон понес ее в детскую. Эми, все еще в дневном комбинезоне, стояла в кроватке, держась за прутья, и ныла.
– Они накормлены? – Это звучало так, словно он говорил о домашних животных.
– Я дала им молоко. Эстелла сказала: жди миссис Костелло.
Он поставил Дейзи в кроватку – рев усилился. Больше похоже на злость, чем на сигнал бедствия, подумал он. Сквозь щелочки глаз малышка враждебно смотрела на него. Эми, не желая отставать от сест-ры, начала ей жалобно вторить, а потом в голос зарыдала.
Саймон испытал облегчение, услышав хлопанье двери и шаги Лу на лестнице.
– Смени меня, ради всего святого, – сказал он, устремившись навстречу. – Эстелла у попавшего в аварию бойфренда, а вместо себя оставила какое-то чучело. Мне надо выпить.
Бар находился в гостиной. Бросив пиджак на стул, Саймон налил себе изрядную порцию виски. Но шум продолжал доноситься: сердитый голос Лу становился все резче, дети плакали, слышались шаги на лестнице и голоса в холле.
Дверь в гостиную открылась.
– Нужно с ней расплатиться. Она хочет двадцать фунтов. У тебя есть без сдачи?
Саймон вытащил две десятки и молча передал жене. Входная дверь окончательно захлопнулась, и минут через десять воцарилась благословенная тишина. Однако Лу появилась только через сорок минут.
– Наконец успокоила детей. От тебя особой пользы нет. Мог бы хоть памперсы сменить.
– Времени не хватило. Как раз собирался этим заняться, но тут пришла ты. Что там с Эстеллой?
– Кто ее знает. Никогда не слышала об этом бойфренде. Но, думаю, она скоро появится. Возможно, к ужину. Ну все – это последняя капля. Придется с ней расстаться. Ну и денек! Налей мне выпить, пожалуйста. Нет, не виски. Джин с тоником.
Саймон передал стакан жене, которая сидела, привалившись к подушкам, в углу дивана. Она еще не сняла одежду, которую он терпеть не мог и про себя называл «рабочей»: черная юбка с разрезом посредине, стильный жакет, блузка из переливающегося шелка, туфли-лодочки. Такая Лу казалась Саймону чужой, принадлежащей миру для нее важному, а ему враждебному. О только что закончившейся стычке говорили только увлажнившаяся кожа и еще не до конца сошедший румянец. Странно, думал он, как быстро привыкаешь к красоте. Раньше он был уверен, что готов заплатить любую цену, только бы обладать ею, знать, что она принадлежит исключительно ему, жить с ней, находить в ней утешение, возвышать дух, даже обретать благодать. Но красотой нельзя обладать, как нельзя обладать другим человеком.
Лу быстро осушила стакан и поднялась с дивана со словами:
– Пойду переоденусь. Поужинаем спагетти по-болонски – не хочу объясняться с Эстеллой на голодный желудок.
– Подожди минутку. Мне надо тебе кое-что сказать, – остановил жену Саймон.
Время не подходящее, а когда оно будет лучше? Надо скорее с этим покончить. И он изложил ей голые факты.
– Я уже собрался уходить, когда ко мне в кабинет вошла Венис Олдридж. Она защищала Брайана Картрайта. Он рассказал ей, что я знал о подкупе троих присяжных, когда рассматривалось его дело об оскорблении действием в 1992 году. И еще проболтался, что подарил тебе перед самым судом акции своей сельскохозяйственной компании. Не думаю, что она оставит это без внимания.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что она не оставит это без внимания?
– В худшем случае доложит в Адвокатский совет моего инна[11].
– Нет, она не может. Дело закрыто. И оно не имеет к ней отношения.
– Похоже, она так не думает.
– Надеюсь, ты все отрицал? – В голосе жены послышались жесткие нотки. – Так ты отрицал?
– Ну конечно.
– Тогда все в порядке. Она ничего не сможет доказать. Твое слово против слова Картрайта.
– Все не так просто. Думаю, возможно доказать дарение акций. Да и Картрайт под нажимом может назвать имена присяжных.
– Разве это в его интересах? И какого черта он вообще ей все рассказал?
– Кто его знает? Может, бонус за хорошую защиту. Или из тщеславия. Хотел похвастаться, что в прошлый раз выкрутился сам, без помощи адвоката. Почему люди так поступают? Разве это важно. Рассказал – и все.
– И что из того? Даже если назовет имена, все равно его и их слово будет против твоего. А что до акций, тут вообще нет криминала. Ты знаешь, как это было. Я пришла к тебе в «Чемберс», как раз когда он уходил. Мы поболтали, прониклись симпатией друг к другу. Ты остался работать, а мы поехали на одном такси. Мне он понравился. Поговорили немного о вложении денег. А неделю спустя он написал мне и подарил акции. К тебе это не имело никакого отношения. Мы даже женаты еще не были.
– Через неделю уже были.
– Но акции он подарил мне. Лично мне. Нет ничего противозаконного в том, что приятель дарит мне несколько акций. Ты здесь ни при чем. Если бы мы не были помолвлены, он все равно подарил бы их.
– Ты уверена?
– Во всяком случае, я могу заявить, что об акциях ты не знал. Я тебе якобы ничего не сказала. Ну а ты можешь настаивать, что не поверил Картрайту. Решил, что у него такое извращенное чувство юмора. Никто не сможет ничего доказать. Закон стоит на доказательствах. А их нет. Венис Олдридж сама это поймет. Она ведь хороший юрист, правда? Бросит она это дело. А сейчас мне надо еще выпить.
Лу ничего не понимала в юриспруденции. Быть женой барристера престижно, ей это нравилось, и в начале супружеской жизни она иногда ходила на его суды, но потом ей наскучило.
– Все не так просто, – повторил Саймон. – Доказательства ей не нужны – во всяком случае, те, какие требуются в суде. Если пойдут слухи, шелковой мантии мне не видать.
До жены наконец дошло. Она резко повернулась к нему, держа в руке бутылку джина. В ее голосе звучало недоверие:
– Ты хочешь сказать, что Венис Олдридж может помешать тебе стать королевским адвокатом?
– Да, если захочет.
– Тогда ты должен ее остановить.
Саймон молчал.
– Кто-то должен ее остановить, – продолжала Лу. – Я поговорю с дядей Дезмондом. Он поставит ее на место. Ты всегда говорил, что он самый влиятельный адвокат в «Чемберс».
В голосе мужа зазвенел металл:
– Нет, Лу, нет. Ты не скажешь ему ни слова. Неужели ты не понимаешь? Здесь ты у Дезмонда Ульрика не найдешь сочувствия.
– Ты, может, и не найдешь, а я найду.
– Знаю, ты уверена, что Дезмонд все для тебя сделает. Он без ума от тебя. Ты занимала у него деньги.
– Мы занимали деньги. Если бы не он, дома бы нам не видать. Беспроцентная ссуда. Акции Картрайта и деньги дядюшки Дезмонда – вот из чего сложился задаток, не забывай.
– Черта с два тут забудешь. Придется отдавать.
– Отдавать не придется. Он сказал, что дает в долг, чтобы пощадить твою гордость.
Однако не пощадил. Тогда Саймон в очередной раз испытал острое чувство беспокойства и мучительный приступ пусть иррациональной, но постоянной ревности. Ульрик без ума от Лу, и это он может понять, как никто. Но как отвратительно, что она использует чувство родственника и еще хвастается.
10
Получить шелковую мантию и звание королевского адвоката – заветная мечта каждого юриста.