И Поль протянул свою Бан-Таю. Тот без колебаний вложил свои пальцы в его ладонь.
Если бы японец был предателем, его кисть наверняка бы дрогнула под проницательным взглядом Редона.
— Я верю вам, — коротко сказал француз, — идемте! Через секунду двое мужчин покинули суету главной улицы и свернули в переулок, а затем, сделав еще два или три поворота в полной темноте, — Бан-Тай прекрасно ориентировался, — остановились перед бамбуковой дверью. Хозяин вошел первым, гость последовал за ним. Оба оказались в маленьком, посыпанном песком дворике, по краям которого росли карликовые деревья, как это обычно принято у японцев. Пройдя через дворик, мужчины поднялись по ступенькам. Капитан вставил ключ в замок и, войдя в дом, первым делом зажег свет. Свечи вспыхнули сначала в первой комнате, служившей скорее всего прихожей, затем во второй, похожей на французскую курительную комнату. Жестом японец пригласил гостя сесть. А сам, удостоверившись, что все хорошо заперто и закрыто, снял каскетку с галунами и, повесив ее на вешалку, надел на голову берет. Затем снял со стены висевшие на специальном приспособлении курительные трубки. Одну, старую обкуренную, хозяин взял себе, а другую, поновее, протянул Редону и просто предложил:
— Что, если мы покурим?
Из-под берета парижских студентов на француза смотрели узкие умные черные глаза.
— Вы удивлены, молодой человек? Учитесь не удивляться ничему… Да, да, посмотрите хорошенько на меня: я действительно капитан Бан-Тай из третьей роты четырнадцатой линии, в настоящее время на пенсии. Когда-то я был студентом медицинского факультета в Париже и жил в доме номер семнадцать по улице Серпанте. Там я немало денег оставил в таверне[68] «Пантеон»…[69] Вы уже начинаете мне верить?
— Да, конечно, вы ведь почти мой соотечественник! Но какую же роль вы играли в суде? Зачем заставили меня предстать перед трибуналом?
— По-моему, вы ненаблюдательны. Вы забыли, что, во-первых, я вмешался в тот момент, когда вашего слугу Буль-де-Сона чуть было не разорвала толпа, во-вторых, я был не один, а с маленьким злобным лейтенантом, который, без сомнения, первым проломил бы вам голову без суда и следствия. Я вынужден был отправиться за вами в казематы, но, если бы я хоть одним жестом, одним неосторожным словом выдал бы свое расположение к вам, толпа мгновенно переломала бы вам кости.
— Вы старались выиграть время? И благодаря суровому виду вам это удалось…
— Да, правильно… Еще хочу заметить, что я абсолютно не знал, почему и за что вас задержали… И должен признаться, когда мне стало известно, что дело связано со шпионажем, у меня возникло большое желание оставить вас.
— Абсурдное обвинение, ложное по всем пунктам.
— Как я должен был об этом догадаться? Мне необходимо было сначала услышать все «за» и «против», прежде чем сделать вывод.
— Согласен. И все же вы защищали нас в суде.
— Оказалось непросто, поверьте, чтобы вас и юношу не передали тотчас команде, назначенной для расстрела. К счастью, мне удалось их немного напугать той ответственностью, которую они берут на себя, убив двух французов, и убедить их не приводить приговор в исполнение, пока он не будет подписан главнокомандующим.
— Вы здорово придумали! К тому же мы выиграли целые сутки!
— Чем вы и воспользовались, признайтесь!
— Мы бежали…
— Убив двух солдат и одного младшего офицера… Вы склонили к дезертирству начальника тюрьмы и вдобавок увели его с собой. Что и говорить, неплохо поработали!
— Да уж, мне тоже кажется, неплохо…
— Конечно! Знали бы вы, что сделал в это время капитан Бан-Тай-Сан, старый парижский студент? Я пошел к главнокомандующему, изложил ему суть дела, и он согласился лично вас допросить. Генерал — человек очень умный, вы были бы освобождены. Тогда как, если вас задержат сейчас, никто не сможет вас спасти, ваше дело — труба…
— Черт! Значит, не надо попадаться! Но ведь в Мукдене никто, кроме вас, меня не знает, значит…
— Значит что?
— Раз вы вытащили меня однажды, не продадите и во второй раз, и мы откроем счет.
Капитан весело рассмеялся.
— Уж не считаете ли вы, что я проведу остаток дней, спасая вашу жизнь… Что, мне больше делать нечего?
По мере того как французская речь японца, некогда говорившего весьма бегло на Бульмише[70], набирала силу, лицо становилось все добрее.
— Подождите, надо кое-что уточнить, — произнес он и исчез в другой комнате.
Затем появился, неся бутылку и два бокала.
— Это старое бургундское[71], настоящее, вы сможете оценить.
Капитан наполнил бокалы.
— Попробуйте, — произнес японец, — надеюсь, оно развяжет ваш язык. Я хочу, чтобы вы ответили мне, наконец, на один вопрос: «Что же вы здесь забыли?»
— Честное слово! — Редон, чокаясь с хозяином дома. — Вы мне нравитесь, вы производите впечатление отважного и честного человека, и я все расскажу.
И репортер откровенно поведал о том, что с ними случилось, как они бежали, как оказались в некрополе маньчжурских императоров…
— Вам повезло, — перебил его японец, — если бы вы попали в руки этих безумцев, то непосредственно познакомились бы с искусством палачей.
— Славу Богу, нам удалось этого избежать. Но мы далеки от благополучного исхода, так как другое несчастье обрушилось на наши головы. Именно поэтому я и решился на опасное возвращение в этот малогостеприимный для меня город Мукден…
— Несчастье! Скажите мне наконец, в чем же дело?
— Начальник тюрьмы, старый солдат по имени Туанг-Ки…
— Я его знаю, он служил под моим началом…
— Так вот, этот человек пожертвовал всем, чтобы прийти к нам на помощь и вместе с двумя детьми бежал с нами. Его сын Пьеко и дочь Янка : — очаровательное создание, мы нарекли ее Розой Мукдена…
— Да, она очень мила… И что же произошло?
— Ее похитили.
— Кто?
— Вполне вероятно, некий бандит, преследовавший ее еще раньше.
69
«Пантеон» данном случае не очень уместное для кабака название, ибо пантеон — монументальное здание для захоронения останков выдающихся людей.
70
Бульмиш — разговорное название бульвара Святого Михаила (Мишеля), расположенного в студенческом квартале Парижа. (Примеч. перев.)
71
Бургундское — вино, изготовленное в Бургундии, французской исторической провинции, в бассейне реки Сены.