— У вас есть двадцать миллионов?
— Конечно. И в банкнотах, и в валюте первой категории банков Европы. Все готово и пересчитано.
— Хорошо. Но теперь, дорогой Патрик, будьте добры, уберите все эти деньги обратно по ящикам.
— Да? Но почему?
— Потому что я сам оплачу счет этого господина, а для порядка попрошу вас присутствовать при нашем свидании.
— Что это значит?
— Вы достаточно долго со мной знакомы и прекрасно знаете, что я ничего не делаю просто так. Этот Борский — мерзкий бандит, который даже пытал мою жену. Вот почему я прошу вас помочь мне ввести его в заблуждение и проучить как следует. Я хочу, чтобы он признался во всех преступлениях в вашем присутствии. Буду также вам очень благодарен, если вы пригласите еще нескольких свидетелей, а также японскую полицию.
— Все, что вы желаете, будет незамедлительно исполнено. Несколько телефонных звонков — и дело сделано. Такое помещение подходит вам для встречи с этим типом?
— Безусловно.
Прошел час. Все было готово к приему Борского. Директор банка работал с двумя администраторами. На сей раз роль служащих исполняли русский консул и сеньор Кову-Сай, секретарь нового главы правительства Сеула. Надо отметить, что, несмотря на то, что город находился в руках японцев, император Кореи, пребывавший в закрытом районе в центре Сеула, формально руководил своим народом.
Ровно в назначенный час Борский вошел в зал и обратился к кассиру. Тот исключительно вежливо проинформировал его, что для получения столь значительной суммы нужно пройти к господину директору, и он лично выдаст деньги. Все это прозвучало вполне убедительно и не вызвало подозрения у русского.
Борский больше не выглядел грабителем маньчжурских степей: он оделся по-европейски и имел вид человека из самого что ни на есть аристократического общества. Все было на нем безупречно, и впечатление он производил солидное.
Немного бледен, ну что ж, ведь он затеял крупную игру. В случае опасности он знал, как защититься. Пройдя мимо лакея, бандит несколько развязно направился к широкой мраморной лестнице. Дверь перед ним отворилась, слуга удалился, и Борский вошел.
Первый, с кем он столкнулся лицом к лицу, оказался Солиньяк. Русский едва подавил крик. Он понял, что борьбы не избежать.
Сэр Патрик Леннокс со своими администраторами сидел за столом, покрытым зеленой скатертью. Жестом он пригласил посетителя войти и сесть.
— Господин Борский?
— Таково мое имя, — ответил мужчина, глядя свысока, — разрешите мне сказать, что вы, видимо, только делаете вид, что собираетесь заплатить мне деньги. На самом деле у господина Солиньяка, — продолжал он со злобной улыбкой, — нет счета в этом банке или нет достаточно денег на счету.
— О, вы ошибаетесь, месье. Граф де Солиньяк аккредитован в нашем банке, и ваш чек будет оплачен, если, разумеется, совпадут подписи.
Борский резко повернулся к Бессребренику:
— Вы имели наглость изменить подпись?
— Ни в коем случае. Однако некоторые объяснения не помешают. Господа, — обращаясь к тем, кто его слушал, произнес граф, — чек, который представил этот мерзавец, действительно выписан мной в пещере ущелья Вации, когда по дороге в Син-Кинг я был ограблен и взят в плен. Присутствующий здесь Борский угрожал мне смертью, он был лейтенантом у бандита Райкара.
Во всей Маньчжурии и Корее имя бандита Йока Райкара было хорошо известно.
— Ложь! — закричал Борский. — Вот способ, как не платить долги!
— Вы можете удивиться, господа, — продолжал Солиньяк, не обращая внимания на заявление русского, — но я уступил гнусному шантажу[109], потому что, пока головорезы держали меня под прицелом, этот человек, этот злодей каленым железом пытал мою жену. Я был бессилен и не мог перенести страданий Клавдии.
— Неправда! — очень убедительно возмутился Борский. — Эти деньги — просто долг, который господин Солиньяк хотел отдать мне совершенно добровольно, и он знает за что.
Напрасно вы улыбаетесь, господин граф! Или вы заплатите, или я объявлю повсюду, что вы — вор.
— Вы не объявите ничего подобного, — хладнокровно возразил Солиньяк. — Будьте добры передать чек господину директору.
— Если для получения денег — пожалуйста, если зачем-нибудь еще — нет! И будьте осторожны, господин честный человек, у меня есть средство доказать, что это не первая ложь, которую вы допустили.
— Ах да, я помню. Я подписал вам еще одну бумагу.
— Не мне! На письме стоит одна тысяча восемьсот девяносто девятый год, и вы не можете этого отрицать.
Вдруг Борский успокоился и, обращаясь к присутствующим, громко произнес:
— Господа, простите, что уличил вашего знакомого во лжи, но, если бы вы действительно знали, с кем имеете дело. Я могу рассказать, господин де Солиньяк?
— Прошу вас, — разрешил Бессребреник.
— Ладно… Этот француз больше чем шпион, он — предатель. Он предал нацию. Смотрите, что написано его рукой. Во время восстания Боксеров в Китае, он продал их главарям план европейской дипломатической миссии за ничтожную сумму в сто тысяч франков.
Дрожащими от волнения руками — Борский понимал, что наступил кульминационный[110] момент, «пан или пропал», — он протянул сэру Патрику листок бумаги, который должен был сразить противника.
Леннокс принялся читать.
— Господин де Солиньяк, это действительно вы написали?
— Да, и все в тех же условиях, после первого крика моей жены.
— Как бы не так, — возмутился бывший лейтенант Рай-кара, — посмотрите, вот подпись, а вот дата.
— Это действительно подпись и дата, сэр Патрик, но вглядитесь внимательно в бланк, посмотрите на свет.
Директор впился глазами в строчки.
— Точно, вот дата.
— Что вы видите?
— Тысяча девятьсот пятый год.
— Вот именно. Это год образования нашей компании, а в тысяча восемьсот девяносто девятом Нью-Ойл-Сити еще не существовала.