У Беатрикс защемило сердце. Те люди, которых Левенах на протяжении многих поколений защищали от зла, теперь защищались от нее ее же талисманами. Беатрикс понимала, что означала метка на двери. Они считали ее убийцей невинных.
И теперь, как только им представится возможность, они убьют ее. Олдер был прав. Она больше не могла чувствовать себя в безопасности.
И в тот же миг, словно она вызвала его силой мысли, Олдер положил руку ей на плечо. А она даже не слышала его шагов.
– Теперь ты меня послушаешь? – спросил он. – Теперь ты понимаешь, что я прав?
Беатрикс решительно покачала головой:
– Нет, не понимаю. Потому что для меня ничего не изменилось. Я все равно должна выполнить свой долг.
– Как можешь ты чувствовать себя в долгу перед теми, кто решил убить тебя?
Беатрикс долго молчала, наконец ответила:
– Ты меня не понял, Олдер. Я ничего не должна лимнийцам, но я в долгу перед своей семьей. Перед моим отцом. Если бы я не произнесла эту клятву вслух, то, возможно, смогла бы сейчас сбежать. Но я знала, что делала, когда несколько лет назад дала эту клятву. И теперь я должна поступить так, как велит мне честь.
Он убрал руку с ее плеча и с ледяным холодом в голосе проговорил:
– И что же собираешься делать?
– Пойду с тобой, чтобы найти Ласло и убить его.
– Я не возьму тебя с собой, Беатрикс. Я уже говорил тебе об этом.
Она резко развернулась и, глядя прямо ему в глаза, заявила:
– Тогда я пойду одна! У тебя, Олдер, есть свои причины желать смерти Ласло, и ты можешь держать их при себе. Но мои причины ясны, и я не могу отказаться от клятвы. У меня нет выбора. Может, я и отдала тебе свое тело, но это не значит, что ты стал моим повелителем. Я Левенах, и только я здесь правлю. А ты вампир, и у тебя нет власти надо мной.
– Нет власти? – с вызовом переспросил Олдер. Он схватил ее за плечи и прижал к себе. – Нет власти над твоим нежным сердцем смертной? Я не верю тебе, Левенах. Ты бы уже давно меня убила, если б я не имел над тобой власти.
Она отпрянула от него.
– А как насчет твоего сердца, Белый Волк? В нем не бьется нежное чувство ко мне? Ты не откажешься от мести Ласло, чтобы убежать со мной из Лимнийского леса и стать моим мужем?
– В моем сердце нет нежности, оно не похоже на сердце смертного, – сквозь зубы ответил Олдер. – Наше совместное будущее было бы печальным, Левенах. И для тебя очень коротким.
– А я думаю иначе, – заявила Беатрикс.
Она долго смотрела ему в глаза, словно размышляла над убийственной серьезностью того, что собиралась ему предложить.
– Если нам удастся задуманное, Олдер, если мы вместе найдем Ласло и убьем его, ты мог бы меня сделать такой же, как ты сам.
– Сделать тебя вампиром? – Он недоверчиво покачал головой. – Нет, никогда.
– Ты бы предпочел меня оставить?
– Я не хочу лишать тебя души! Не хочу, чтобы за тобой охотились, как за диким животным, чтобы ненавидели тебя лишь за то, что ты не можешь жить без живой крови. Да, я бы скорее покинул тебя!
Черный лес вокруг был на удивление тих, но в груди каждого из них бушевал ураган. В лесу же не шевелилась ни одна ветка, однако Беатрикс знала: деревья просто замерли в напряженном ожидании, и они чего-то ждали от нее. Да, лес взывал к ней, но она не могла понять, чего именно хочет от нее этот лес и что он для нее готовит.
– У нас мало времени, – сказала она наконец. – Да, очень мало, потому что нам дана только эта ночь.
Беатрикс вдруг вскинула голову и осмотрелась. Откуда-то доносились голоса. Судя по всему, лесные жители шли к ее дому, шли за ней. Она вновь посмотрела Олдеру в глаза.
– Иди быстрее в дом и собери наше оружие. А я должна заняться гостями. И я не хочу, чтобы они увидели тебя в гневе.
– Ты так простодушна и забывчива… Ты, наверное, уже успела позабыть о том, что чувствовала, когда веревка стянулась вокруг твоей шеи?
– Тогда был другой день, – ответила Беатрикс с улыбкой. – А теперь все будет по-другому, – добавила она, хотя знала, что словами ей Олдера не убедить.
Она подошла к двери постоялого двора и, нагнувшись, взяла из миски, стоявшей на земле, пригоршню крупной соли. Затем выпрямилась и, взглянув на Олдера, заявила:
– Все будет по-прежнему, потому сегодня я настоящая Левенах. В эту ночь я…
Она размахнулась и рассыпала соль вокруг себя. И в тот же миг повсюду, где упали крупинки соли, вспыхнули искры белого цвета. Поляна стала походить на звездный купол неба у них над головой.
– Да, сегодня я настоящая ведьма. – Шум толпы приближался. – Сегодня я не могу умереть от рук лимнийцев.
Олдер молча смотрел, как она усеивала поляну сияющими звездами. Постояв еще немного, он развернулся и пошел в дом.
Теперь Беатрикс осталась одна против леса, а желтые огоньки факелов, вспыхивавшие за деревьями, казались злобными глазами хищников.
На кухне было темно, здесь царила такая же непроглядная тьма, что и снаружи. Олдер дрожащей рукой взял старый колчан, когда-то принадлежавший Джералду Левенаху. Затем подхватил заплечный мешок, где лежало оружие Беатрикс. Положив колчан и сумку на стол перед собой, он уставился на них сверкающими глазами вампира. Вот оно, оружие, позволившее Левенах и лимнийцам пережить те сто лет, что разделяли эту ночь, и побоище, произошедшее и по его, Олдера, вине. Сто лет назад, в такую же ночь, как сейчас, он, простой смертный, стоял на поляне. Он был честолюбив, и он жаждал власти, поэтому и наслал по неведению несчетные бедствия на эту землю.
И за это он, Олдер, поплатился собственной душой, был приговорен к столетнему служению своре чудовищ, ведомой мстительным архангелом[5]. Он превратился в зверя, бездушного и бессердечного, и в холодной оболочке его тела остались лишь воспоминания о прежней жизни, о тепле и любви. Он, Олдер, стал гнусным убийцей.
Но этой ночью все должно было закончиться. Он должен был убить Ласло, затем выпить кровь последней из живущих на земле колдуний Левенах, а за это получить обратно свою душу, превратиться в человека и прожить как смертный остаток своей жизни. Он должен был исправить свои страшные ошибки. Навечно избавить землю от вампира и от ведьмы. Аминь.
Олдер рассмеялся, и в смехе его были боль и горечь.
Сделав глубокий вдох, он потянулся к оружию, лежавшему на столе, но тотчас же громко застонал и, зажмурившись, сжал кулаки. Перед ним возникло милое лицо Беатрикс, лицо смертной женщины. И тогда он наконец решился – принял окончательно решение.
Да, он кое-что исправит, но совсем не так, как собирался…
Внезапно со стороны леса раздался жуткий нечеловеческий вой, и Олдер, вздрогнув, бросился к парадной двери. В ноздри ему тотчас же ударила отвратительная вонь – то был запах вампиров. А затем он услышал отчаянные крики лимнийцев, убиваемых вампирами. Крики доносились из леса, и каждый из криков обрывался всхлипом, похожим на звук, что издает брошенный в озеро камень.
Ласло.
Олдер вышел из дома. Он двигался как во сне. Оружие Левенах осталось лежать на столе – Олдер забыл его, потому что думал сейчас только о мести.
Площадка перед постоялым двором все еще сверкала, усыпанная искрами колдовского огня. Но теперь ее освещал еще и свет факелов, принесенных лесными жителями; правда, те толпились в некотором отдалении от Левенах. Окинув взглядом лимнийцев, Олдер зарычал и тут же почувствовал, что клыки его удлинились – в нем пробудился кровавый голод вампира.
Он не видел короля вампиров, но чуял его запах.
Взглянув на Левенах, он понял, что та отдает людям какие-то приказания. И тотчас же раздался ее голос.
– Сейчас вы должны бежать! Здесь вам грозит опасность. Вы захлебнетесь в собственной крови, если меня не послушаете!
– Единственная убийца здесь ты, Беатрикс Левенах, – закричал какой-то мужчина, грозя ей факелом, но в глазах его был страх. – То, что ты и твои сородичи якобы защищают нас – это ложь! Всегда было ложью! Мы для тебя всего лишь послушное и тупое стадо. Стадо овец. Сытая, ты нас гладила, голодная – резала. Разве не так?