отказался от этой мысли... Фильм вселил в меня убежденность, что вервольф каждую
ночь так и рыщет по нашим коридорам, подстерегая свою любимую добычу — рыжих и
конопатых первоклашек. Мой страх стал настоящей проблемой. Чтобы пробраться из
своей спальни в кухню, я должен был красться в гибельной близости от волчьих когтей
и клыков, чего мне совсем не хотелось. Не раз я спасался бегством в спальню отца и
будил его. Подобно Иисусу в лодке, папа крепко спал во время бури. Как можно спать в
такую минуту?
Сонно приоткрыв один глаз, он спрашивал:
— Что тебя так напугало?
А я напоминал ему о существовании чудовища.
— А, да-да, вервольф, — ворчал он. Затем вылезал из кровати, облачившись в
сверхчеловеческую смелость, проводил меня долиной смертной тени и наливал стакан
молока. Я смотрел на него с благоговейным изумлением и думал: кто же это?
Не может ли статься, что Бог относится к нашим бурям и потрясениям так же, как
мой отец относился к моему ужасу перед «вервольфом»? «Потом, встав, запретил
ветрам и морю, и сделалась великая тишина» (Мф. 8:26).
Иисус укротил величайшее сотрясение с величайшим спокойствием. Море стало
гладким, как замерзшее озеро, и ученикам осталось только удивляться и говорить:
«...кто это, что и ветры и море повинуются ему?» (Мф. 8:27).
В самом деле, Кто это? Превратить пору урагана в пору сна. Укротить волны одним
словом. И дать умирающему человеку достаточно мужества, чтобы послать своей
семье последний знак любви. Ты отправился в путь, Ди. Ты пережил свою долю
потрясений в жизни, но под конец ты не сдался. И это молитва о том, чтобы и мы не
сдавались.
Жители села Ходульного
2
...Не бойтесь же: вы лучше многих малых птиц. Мф. 10:31
Страх своей ничтожности
Слыхали ль, не слыхали вы —
Хоть люди там обычные
Стоит оно давно,
В домах своих живут
Загадочное диво —
Привычно и неспешно,
Ходульное село.
Но... ходики идут!
9
Как шесть часов приблизится,
Ходулыщики в Ходульном
Бросают все дела —
Не могут без прикрас,
Ходульная потеха
Такую ложь ходульную
У жителей села.
Вы видели не раз.
На площади толпятся,
Ходули выше крыши,
Чтоб выяснить скорей,
Ведь, что ни говори,
Кто выше всех соседей,
«Залезь еще повыше» —
Успешней всех друзей.
Вот правило игры.
Коль ростом ты не вышел —
Играть в нее так весело,
Не стоишь ни гроша.
Но лишь одна беда —
От спеси раздувается
Жить наверху опасно.
Ходульная душа.
Споткнешься — что тогда?
Тем не дали ходулей,
Подпрыгнул, оступился,
Тех в списки не внесли,
Чуть больше накренился —
Тех в спешке не заметили,
И вот уже свалился
Тех просто обнесли...
К народцу Коротышек,
Нижайших из людишек...
И все же им неймется —
Такой они народ.
Вот ты и воротился
Как вечер — насмерть бьются,
Туда, где ты родился.
Чтоб вырваться вперед.
Дела идут все хуже —
А вдруг им кто объявит
Ты никому не нужен,
Из тех, что здесь кричит,
Тебе не помогают,
Из тех, что здесь решает,
Ходули отбирают.
Что к ним благоволит:
«Как вы меня надули,
«Да! ты на вид вполне хорош,
Что отняли ходули!»
Да! ты нам подойдешь!»
Но, впрочем, — не до слов,
И, наклонясь при этом вниз,
Пробило шесть часов.
Протянет вожделенный приз.
Пора в толпу на площадь,
Но это не награда,
Опять туда, скорей!
Не торт и не пирог —
Коль червь тщеславья гложет —
Ходули — вот так странно...
Пора кормить червей.
Какой же от них прок?
Да разве не чудесно,
Устроиться в верхах?
Да разве же не лестно:
Ты — местный олигарх?
Да, вот так оно и есть. Тот самый вопрос. Полноводная Амазонка, из которой
вытекают тысячи страхов. Обладаем ли мы хоть какой-то значимостью? Мы боимся, что
нет. Мы боимся прокуковать свой век в незначительности, в безвестности, в
ничтожности. Боимся затеряться. Боимся, что при сведении общего баланса окажется: мы вообще никак не повлияли на итоговую сумму. Боимся, что получится так: мы
пришли в мир и ушли из него, а никто даже не заметил этого.