– Если ты меня ударишь, меня это не порадует, – спокойно проговорил Эван, таща ее за собой к одеялу, которое Грегор расстелил для них на земле.
– И из-за этого я всю ночь буду плакать, – хмыкнула Фиона, отказавшись от дальнейших попыток высвободиться. Эван сжимал ее руки не больно, однако хватка у него оказалась железная. – Что ты собираешься делать с этой веревкой?
Эван не ответил. Связав одним концом веревки оба ее запястья, он привязал другой конец к своей руке и, убедившись, что сделал это тщательно, взглянул на Фиону. Она смотрела на него так, словно собиралась завязать веревку вокруг его шеи и медленно затянуть ее. Почему-то это показалось Эвану смешным, однако он никак не мог понять почему и в конце концов пришел к выводу, что от страсти у него произошло помрачение рассудка.
Он осторожно, но решительно толкнул Фиону на одеяло, и она осыпала его ругательствами, однако подчинилась. Он растянулся рядом и накрыл их обоих другим одеялом, после чего закинул одну руку за голову, а другую, к которой была привязана девушка, положил себе на живот, и Фиона нежданно-негаданно оказалась прижата к его боку и повернута к нему лицом.
– Надеюсь, ты догадываешься, что ночью я не попытаюсь от тебя удрать? – спросила она и поерзала, тшстно пытаясь устроиться поудобнее.
– Конечно. Может быть, ты все-таки снизойдешь и скажешь, кто ты и откуда, Фиона, Обладательница Десяти Кинжалов?
Фиона едва сумела сдержать улыбку, услышав, как он ее назвал, но потом досадливо поморщилась. Она бы предпочла быть владелицей одиннадцати кинжалов, а это означало бы, что один у нее припрятан и им она может разрезать веревку и освободиться. Не так-то приятно спать привязанной, однако Эван мог пойти и на другие, более жесткие меры, чтобы она дала ему ночью спокойно поспать.
С веревкой на руке заснуть, конечно, трудно, но еще труднее спать, когда рядом с тобой лежит сильный, крупный мужчина, такой теплый и чистый, от которого так приятно пахнет. Внезапно Фиона вспомнила его прикосновения, когда он искал у нее оружие, и покраснела: ей вдруг захотелось вновь почувствовать на своем теле эти крупные руки, только чтобы на сей раз они ласкали ее. «Какое-то сумасшествие», сердито подумала Фиона, в глубине души, однако, понимая, что ей нелегко будет от этого сумасшествия избавиться.
Закрыв глаза, она попыталась возродить страх перед незнакомыми мужчинами, который испытывала с тех пор, как ее начал преследовать Мензис, но ничего не получалось. Почему-то она абсолютно не боялась этого большого смуглого мужчину, лежавшего сейчас с ней рядом. Более того, в ней вдруг пробудились чувства, которые она еще никогда не испытывала ни к одному мужчине. С одной стороны, ей хотелось, чтобы чувства эти становились сильнее, с другой – внутренний голос подсказывал, что было бы благоразумнее вообще от него избавиться! Во-первых, сейчас самое неподходящее время испытывать страсть к мужчине, а во-вторых, объект для этого выбран крайне неудачно. Фиона решила выкинуть из головы эти беспокоящие ее мысли. Может быть, если она немного поспит, то утром сможет увидеть все в ином свете?
Эван бросил быстрый взгляд на женщину, к которой был привязан. Заметив, однако, что она заснула, стал не спеша разглядывать ее лицо. Во сне оно казалось мягче, а падавший на него лунный свет делал его еще красивее. Эван мысленно выругался, чувствуя, что мог бы без устали смотреть на это маленькое личико. Многие мужчины, наверное, сочли бы его безобразным из-за шрамов на щеках, но в глазах Эвана они ничуть не умаляли ее красоты.
Ему пришлось стиснуть кулаки, чтобы не поддаться искушению дотронуться до Фионы, Однако воспоминание о теплой шелковистой коже, которой он касался, когда искал у нее оружие, не так-то легко оказалось выбросить из головы. Эван даже признался себе, что это невозможно. Как же ему хотелось вновь ощутить тепло всего ее тела, от головы до маленьких ног.
Одна лишь мысль о том, что он может коснуться ее рукой, вызвала у Эвана яростный прилив желания. Ему мучительно остро хотелось положить руку на твердую округлость ее груди, ощутить на своей талии ее длинные сильные ноги, услышать, как она в порыве страсти шепчет его имя.
«Какой же я идиот! – подумал Эван, спускаясь с небес на землю. – Что себе напридумывал! Какую я могу вызвать страсть? Да никакой!» Мрачный, страшный мужчина, все тело которого усеяно шрамами. Действительно, женщины вовсе не спешили бросаться ему на шею, как Грегору. Раз в год он проводил ночь с проституткой, которая брала у него деньги и никогда не просила зайти к ней еще разок. Если женщина и шептала его имя, то только со страхом.