– О Господи! – прошептал Эван, разрываясь между смущением и желанием расхохотаться. Взглянув на Фиону, он заметил, что она тоже едва сдерживает смех. – Похоже, он вполне освоился.
– Да, – ответила Фиона дрогнувшим от смеха голосом. – За последние три дня он уяснил себе, что именно в этом случае требуется помощь. Мне кажется, кто-то идет. Пойду принесу тебе чего-нибудь поесть.
– Только не кашу! – крикнул ей вслед Эван. Схватив Сайарана за руку, Фиона вывела его из комнаты, столкнувшись на пороге с Грегором.
Эван бросил на брата мрачный взгляд, когда тот помогал ему справить нужду. Впрочем, он не чувствовал себя таким уж слабым и беспомощным, и это радовало. Скоро никакая помощь ему уже не потребуется. Усевшись на кровати, он принялся расспрашивать Грегора о том, что произошло за эти три дня и как получилось, что он провел их в беспамятстве.
– У тебя был сильный жар, – принялся рассказывать ему Грегор, опустившись на стул возле кровати. – Ты метался, и чтобы твоя спина не начала снова кровоточить, мы привязали тебя к кровати на целых два дня. Фиона нашла самые мягкие веревки.
Как ни старался Эван скрыть смущение, он почувствовал, что краснеет, однако, избегая смотреть в глаза Грегору, в которых светилось любопытство, заметил:
– Очень мило с ее стороны, А на третий день?
– Весь третий лень ты проспал. Мэб и Фиона напоили тебя микстурой, чтобы ты не просыпался и спокойно лежал. Это нужно было для того, чтобы ты лежал на животе и не переворачивался до тех пор, пока раны на твоей спине не затянутся. Правда, один раз ты проснулся, но очень скоро снова забылся сном. – Грегор взглянул на спину Эвана. — По-моему, они уже затянулись. Думаю, тебе осталось лежать на животе всего несколько дней. Раны у тебя не настолько глубокие, чтобы их зашивать, хотя Фиона очень расстроилась, что Хелена оставила на твоем теле еще несколько шрамов.
– Я вижу, мой сын уже вполне освоился на новом месте, – заметил Эван и, уже не смущаясь, рассмеялся, вспомнив, как мальчуган кричал во все горло, что его отец хочет в туалет, чтобы кто-нибудь пришел и помог ему.
– Да. Фиона и наш отец не могли дождаться, пока ты придешь в себя, и сами выбрали мальчику имя. В кои-то веки они не спорили, а пришли к единодушному мнению, что преступное упущение должно быть немедленно устранено.
– Похоже, имя ему поправилось.
– Он называет его всем, с кем здоровается. И если кто-то зовет его «мальчик» или «паренек», он тотчас же их поправляет. Только за то, что эта сука не удосужилась дать имя собственному ребенку, она заслуживает смерти.
– Верно, Мне хотелось бы, чтобы не Фиона ее убила. За последнее время она лишила жизни уже двух человек.
– И оба раза вопрос стоял так: или она убьет, или ее убьют. И я не думаю, что она слишком переживала по поводу того, что убила Хелену, По правде говоря, ее даже не тошнило, как это было в первый раз.
– Это точно.
– Она желала Хелене смерти с того момента, как увидела тебя распятым на столбе перед коттеджем. Мне кажется, она мечтала убить ее не один раз, особенно когда узнала, как она обращалась с твоим сыном.
– С нашим сыном, – прошептал Эван, вспомнив, как Фиона именно так названа Сайарана: «Наш сын». – Он называет ее мамой.
Грегор кивнул:
– Не беспокойся по поводу того, примет она его или нет. Даже когда она впервые его увидела, она быстро оправилась от шока и была с ним чрезвычайно добра и приветлива, И отец тоже отнесся к мальчугану великолепно. Знаешь, странно, но когда я смотрю на него и Сайарана и вспоминаю, как он обращался со всеми своими детьми, мне, кажется, что, несмотря на все его недостатки, он был очень хорошим отцом.
– А раньше ты так не думал?
– – Я просто никогда об этом не задумывался. Все время считал его странным. Он и сейчас странноватый, хотя стал гораздо спокойнее. Такое впечатление, что он стал счастливее.
Эван кивнул, и в этот момент в животе у него забурчало, и он взглянул в сторону двери.
– Как ты думаешь, она принесет мне кашу?
– Только если захочет досадить тебе. На твоем месте я придумал бы правдоподобное объяснение, почему ты не рассказал ей о мальчике. Она пока не может решить, то ли ты сделал это, как она выражается, по своей мужской тупости, то ли оттого, что решил, будто она разозлится и выместит свою злость на ребенке.
– По своей мужской тупости? – переспросил Эван.
– Ну да, – ухмыльнулся Грегор. – Сестра Сигимора Илза обожает это выражение, и, похоже, Фиона переняла у нее дурную привычку так говорить. А когда Сигимор стал бранить ее за это, Фиона заявила ему, что не только Илза, но и Джилли тоже частенько так выражается.