Потрясенная резкой переменой настроения, Фиона выпрямилась и взглянула на него. Выражения его лица она не видела, поскольку он закрыл рукой глаза. Однако дыхание у него было таким же прерывистым, как у нее, а щеки окрасились легким румянцем. Должно быть, он тоже испытывал острую страсть. А может быть, у него просто разболелась нога? Фиона обеспокоено взглянула на рану.
– Эван… – начала она, ругая себя за то, что совсем забыла о его ранах.
– Уходи!
Беспокойство, которое Фиона только что испытывала, мгновенно улетучилось, уступив место такой сильной боли, что она едва сдержалась, чтобы не закричать. Похоже, никакой страсти Эван не чувствовал, равно как и боли, лишь сожаление и, быть может, стыд. И раскраснелся он только потому, что испытывал отвращение. А вот к кому – к ней или к себе – не имеет никакого значения.
– Мне кажется, будет лучше, если с сегодняшнего дня за мной будет ухаживать Мэб, – заявил Эван.
– Как пожелаешь.
Взяв поднос, который она принесла, Фиона спокойно вышла из комнаты. На самом деле ей хотелось выскочить из нее, однако гордость не позволила этого сделать. Отойдя от двери всего несколько шагов, она столкнулась с Грегором, что ее вовсе не порадовало. Он, прищурившись, взглянул на нее, и Фиона поняла; по ее виду он догадался, что она пребывает в растрепанных чувствах. Что ж, значит, она не смогла их скрыть. Бонни, проходившая мимо, взяла из ее рук поднос, и Фиона благодарно улыбнулась девушке, после чего сцепила руки за спиной.
– Когда я выходил из комнаты Саймона, он спал, – сказал Грегор, по-прежнему пристально глядя на Фиону.
– Это хорошо, – ответила она. – Отдых сейчас для него лучшее лекарство.
Грегор кивнул.
– Что-то случилось? – спросил он. – Ты такая бледная и измученная.
– Просто немного устала, вот и все. Думаю, мне тоже стоит немного поспать. Прошу меня простить. – И, обойдя его, Фиона поспешила прочь.
Проводив ее хмурым взглядом, Грегор направился к двери спальни Эвана. Он не собирался к нему заходить, однако после встречи с Фионой передумал. Судя по лицу девушки, его брат только что нанес ей сокрушительный удар. Похоже, давно пора научить этого идиота уму-разуму.
Войдя в комнату и захлопнув за собой дверь, Грегор набросился на него:
– Что ты сделал с девушкой, кретин ты эдакий?
Он решительно направился к кровати, не отводя яростного взгляда от брата, который, признаться, выглядел таким же несчастным, как и Фиона.
Вздохнув, Эван потер руками лицо, после чего ответил:
– А с чего ты взял, что я с ней что-то сделал?
– У нее такой вид, будто ты вонзил один из ее многочисленных кинжалов прямо ей в сердце.
Это означало, что он оскорбил чувства Фионы, а поверить в это Эван никак не мог.
– Ты ошибаешься, – отрезал он.
Скрестив руки на широкой груди, Грегор возразил:
– Не думаю. Я только что столкнулся с ней у двери, и на лице ее не было улыбки. А Фиона всегда улыбается. И поговорить со мной она не захотела. Лицо ее было смертельно бледным, и она помчалась к себе в комнату, словно за ней гналась тысяча чертей. Итак, я спрашиваю тебя еще раз: что ты ей сказал или что ты с ней сделал?
Эвану не хотелось обсуждать эту тему с Грегором, однако он понимал, что брат от него не отстанет. Хуже того, сделает собственные выводы. Эван вздохнул. Он слишком устал, и у него слишком болело сердце, чтобы спорить с братом или лгать ему.
– Я попросил ее уйти и сказал, что будет лучше, если с сегодняшнего дня за мной будет ухаживать Мэб, – ответил Эван и поморщился под тяжелым взглядом Грегора.
– Но почему? По-моему, Фиона преданно и умело ухаживала за тобой.
– Потому что я не могу находиться с ней наедине! – рявкнул Эван и взъерошил рукой волосы. – Не в силах держать подальше от нее свои чертовы руки!
– И ты считаешь, что это плохо?
– Конечно! Ведь она наша пленница. Да к тому же девица благородного происхождения, хотя она в этом все еще не желает признаваться. И, без сомнения, девственница. И ей ни к чему, чтобы какой-то великовозрастный идиот вроде меня кидался на нее всякий раз, когда она оказывается рядом.
– Ну, поскольку ты не ходишь весь исцарапанный и в синяках, думаю, она не возражает против того, чтобы на нее бросались, – протянул Грегор.
Слова брата поразили Эвана. А ведь и в самом деле! Фиона не оказывала ему никакого сопротивления, когда он ее целовал. Более того, насколько он мог судить, она наслаждалась его ласками и пылко отвечала на его страсть. Может быть, он делает большую глупость, отталкивая ее? Любой другой на его месте поступил бы иначе. Если бы ему предлагали себя, непременно бы этим воспользовался, причем с огромным удовольствием. Так почему он не спешит этого делать?