В нем пробуждается зверь. И с каждым легким прикосновением рук Фионы к его телу этот зверь все выше поднимает голову. Эван пытался думать об урожае, о скоте, о записях, которые делал в гроссбухе, но ничего не помогало. Слишком много времени он провел, думая о Фионе, о том, какими сладостными были их объятия и поцелуи. Когда толстая коса девушки соскользнула с ее плеча и коснулась его бедра, Эван затрепетал. А в следующее мгновение он потянулся к ней, прекрасно сознавая, что на сей раз не сумеет держать себя в узде.
Вытащив последнюю нитку, стягивающую шов, Фиона попыталась сосредоточить внимание на шраме, который предстал перед ее глазами, однако у нее ничего не получилось. Ей пришлось стиснуть руку в кулак, чтобы не поддаться желанию погладить длинную мускулистую ногу Эвана. Фиона даже поразилась самой себе: надо же, как сильно она, оказывается, влюбилась в Эвана.
Впрочем, погладив его бедро, она, быть может, таким образом соблазнит его, подумала Фиона. Мэб ей ясно дала понять, что, если Эван решит вести себя как джентльмен, Фионе самой придется его соблазнить. Как выразилась Мэб, слегка подтолкнуть в нужном направлении. Моля Бога, чтобы Эван не заметил ее смущения, Фиона осторожно положила руку на его сильное бедро.
У Эвана перехватило дыхание, что не укрылось от внимания Фиоиы. Но только она повернула голову, намереваясь взглянуть на него, как он схватил ее за косу и притянул к себе. Фиона не сопротивлялась, лишь вздрогнула под его взглядом, заметив, что глаза его потемнели от страсти. Если после такого взгляда он вновь отошлет ее прочь, значит, ей никогда не удастся его соблазнить.
– Я же сказал тебе, что было бы лучше, если бы за мной ухаживала Мэб, – проговорил Эван.
– Мэб куда-то ушла, – ответила Фиона. – И потом, какая разница, кто будет снимать швы, Мэб или я.
– Очень большая. Если бы здесь сейчас была Мэб, мне бы не захотелось сделать вот это.
Фиона тихонько ахнула, когда Эван молниеносным движением подхватил ее под мышки и потянул на себя. Фиона уперлась руками в его широкую гладкую грудь, чтобы удержаться, и Эван тихонько застонал и прильнул губами к ее губам.
Поцелуй оказался более страстным и требовательным, чем все предыдущие. Оставалось лишь надеяться, что это означает, что он наконец-то начал поддаваться страсти, которую до сих пор ему удавалось обуздать. Фиона вдруг почувствовала, что с каждой секундой ей становится все труднее и труднее подавить желание, которое вспыхнуло в ней яростным огнем. Тем не менее она заставляла себя сохранять здравый рассудок, решив, что должна быть настороже, чтобы не упустить момента, если Эван вдруг придет в себя и вновь, как это бывало уже не раз, попытается оттолкнуть ее. Хотя она понятия не имела, что делать, если это произойдет.
Она погладила его рукой по груди, ощутила прикосновение теплой кожи, упругих мышц и жестковатых волос в самом центре груди и почувствовала, как трепетная дрожь прошла по ее телу. Как же ей хотелось гладить все его тело, каждую выпуклость, каждую впадинку! Однако несмотря на жар во всем теле, который вызывали страстные поцелуи Эвана, Фиона почувствовала легкое раздражение: положение, в котором она находилась, оказалось не слишком удобным. Она лежала на Эване сверху, он прижимал ее к себе обеими руками, и ей трудно было удовлетворить свое желание ласкать его.
Словно поняв это, Эван лег на бок, и Фиона тоже оказалась на боку, лицом к лицу с ним. Она обняла его обеими руками и погладила по спине. Эван тотчас же начал целовать ее шею, и слабый стон сорвался с ее губ. Остатки здравого смысла быстро покидали его под напором страсти.
– Лучше будет, если ты сейчас сбежишь от меня, Фиона, Обладательница Десяти Кинжалов, – проговорил Эван, развязывая шнуровку на ее платье, объятый жаждой увидеть ее обнаженной, прикоснуться к ее теплой нежной коже.
– Почему?
Фнона почувствовала, что он начал раздевать ее. Ощущение неловкости слегка остудило ее пыл – как он отреагирует, увидев ее шрамы? – но она безжалостно подавила этот страх и приподнялась, чтобы Эвану удобнее было снимать с нее платье. Если, увидев ее шрамы, он почувствует к ней отвращение, что ж, лучше об этом сразу узнать. Значит, Эван не такой, каким она его считала, и она совершенно напрасно отдала ему свое сердце.
Глядя на Фиону, оставшуюся лишь в тонкой нижней рубашке, которая открывала гораздо больше, чем скрывала, Эвану было ужасно трудно, а быть может, и невозможно совладать с собой.
– Потому что ты разбудила во мне зверя.