– Фнона, ты уже достаточно долго живешь в замке, чтобы понимать, что представляет собой мой отец, – начал Эван, тщательно подбирая нужные слова.
— А какое отношение имеет твой отец к тому, что ты не хочешь сделать мне ребенка? Два дня назад ты об этом не задумывался.
– Тогда я вел себя крайне беспечно. Остается лишь надеяться, что мое семя не пустило корни. Во мне кровь сумасшедшего, – признался Эван.
– Какого сумасшедшего? О чем ты говоришь?
– О моем отце. То, как он себя ведет, какие поступки совершает, говорит о том…
– Ты думаешь, что твой отец сумасшедший? – перебила его Фиона.
– Да.
– Ну что ты. Никакой он не сумасшедший. Просто избалованный ребенок! – выпалила Фиона.
– Ты не понимаешь…
– Вот как? Ты считаешь, что я не понимаю? – Схватив руку Эвана, Фиона поднесла ее попеременно к каждому шраму на своих щеках. – Вот что такое сумасшествие, Эван. Я его прекрасно знаю, поскольку мне довелось испытать его на себе. Вот эти отметины – на щеках, на животе, на бедрах – оставил настоящий сумасшедший. Я видела его безумные глаза, глаза человека, говорившего о любви и в то же время причинявшего мне боль. Я ощущала холод безумия в каждом слове, которое он произносил, внимательно рассматривая меня, словно добычу, которую только что поймал, и прикидывая, где бы оставить следующую отметку, а после изнасиловать меня. Я целых два года имела дело с сумасшедшим, так что не надо мне говорить, что я не смогу распознать безумие. Твой отец не сумасшедший, – продолжала Фиона. – Он испорченный, эгоистичный человек, невероятно самодовольный, но не безумец. Его поступки продиктованы не навязчивой идеей, а лишь его настроением. Твоему отцу наплевать на всех и вся, кроме себя самого и своих желаний.
Фиона вновь легла на спину и прикрыла глаза рукой, пытаясь сдержать непрошеные слезы. То, что Эван не стал оставлять в ней свое семя только потому, что считал, будто в нем течет кровь сумасшедшего, немного ее успокоило во всяком случае, не она тому причина, – однако она понимала, что ей потребуется некоторое время, чтобы перестать чувствовать боль.
Эван осторожно обнял жену за тонкую талию и вновь привлек к себе. От ее слов дрожь прошла по его телу. Фиона и раньше рассказывала ему, что Мензис ее преследовал, что четыре раза ему удалось схватить ее. Но он как-то не задумывался, что ей довелось пережить, какие чувства она испытывала, когда этот мерзавец оставлял на ее нежной коже отметины. Она права. Этот человек – настоящий сумасшедший, страшный безумец. И хотя Эван был не совсем согласен с Фионой относительно своего отца – все-таки он не вполне нормален, считал Эван, – он твердо знал, что с Мензисом его не сравнить.
Глядя на искаженное болью лицо Фионы, Эван понял, что она все еще переживает оттого, что он лишил ее возможности забеременеть. К своему стыду, он почувствовал, что ему это льстит. Фиона хочет родить от него ребенка, и ей неприятно, что он отказал ей в этом. Представив себе, как живот Фионы округляется по мере того, как в нем растет его ребенок, Эван довольно улыбнулся. И в то же время он чувствовал, что не вправе рисковать их будущим, поскольку в глубине души все-таки сомневался в том, что его отец нормален.
– Фиона, – прошептал он, зарывшись лицом в ее густые растрепанные волосы, – я не мог оставить в тебе свое семя…
Вздохнув, она убрала руки с глаз и взглянула на него:
– Твой отец не сумасшедший, Эван.
– Но он повсюду видит врагов. Настроения его меняются каждую секунду. Он может пребывать в ярости, а уже в следующее мгновение, завидев хорошенькую девушку, думает лишь о том, как бы побыстрее задрать ей юбку. Взрослый мужчина и к тому же глава клана не должен так себя вести.
– Не должен, – согласилась Фиона. – Но это еще не говорит о том, что он сумасшедший. Если он повсюду видит врагов, то только потому, что у него их и в самом деле предостаточно. – Она глубоко вздохнула, стараясь придумать довод, который переубедил бы Эвана. – Постарайся хотя бы на мгновение представить отца не взрослым мужчиной и главой клана, а маленьким мальчиком.
Эван так и сделал и изумился тому, как легко ему это удалось. Он и сам частенько видел в отце черты, свойственные детям.
– Признаюсь, он часто ведет себя так, словно еще не вырос.
– Так оно и есть. Все его слова и поступки говорят о том, что твой отец так и не стал взрослым. Он остался ребенком, причем крайне испорченным. Такое впечатление, что в детстве его ничему не учили, а если и учили, то он не усвоил из этих уроков ничего. Если ему чего-то хочется, он должен это получить немедленно, а такое поведение свойственно детям. Он не думает ни о последствиях, ни о будущем. Когда ему в чем-то отказывают, он приходит в ярость. Он не способен на чем-то сосредоточиться. Все это говорит о том, что твой отец не вырос, он так и остался ребенком. По правде говоря, единственное различие между твоим отцом и испорченным мальчишкой заключается в том, что твой отец спит с женщинами, которые рожают ему детей, да еще в том, что он в гневе способен причинить кому-то боль и даже убить. – Фиона нахмурилась. – Скажи мне, бывали такие случаи, когда он в ярости сделал кому-то больно или убил человека?