Поразмыслив несколько секунд, Эван наконец ответил:
– Он может быть очень кровожаден в бою, однако я не могу припомнить, чтобы он убил кого-то в гневе. Если кто-то ненароком оказывался у него на пути, он мог отшвырнуть его с дороги, стукнуть, поставить синяк, но обычно, когда он злится, он клянет всех на чем свет стоит, может что-то сломать, разбить. Несколько раз он приказывал нам поступить жестоко с людьми, с которыми поссорился, но мы, естественно, ничего подобного не делали.
– И, как я понимаю, он не наказывал вас за то, что вы его ослушались?
– Да. Похоже, он просто забывал о том, что отдал нам такой приказ.
– Он когда-нибудь насиловал женщину, если та ему отказывала?
– Нет. Хотя он очень разозлился на тебя за то, что ты научила здешних женщин говорить ему «нет».
– Вот видишь, а я цела и здорова.
Эван захлопал глазами и уставился на жену. Он не мог не признать, что в словах Фионы есть доля истины. Чем больше он думал о своем отце как об испорченном ребенке, тем больше убеждался, что она права. Если отец ведет себя не так, как положено, это еще не значит, что он ненормальный.
– Он не сумасшедший, – прошептал Эван.
– Да, – ответила Фиона, чувствуя жалость к мужу. Бедняжка, сколько же лет ему пришлось страдать! Какой, должно быть, ужас он испытывал, думая, что его отец ненормальный.
– Он просто старик, сохранивший характер испорченного ребенка.
– Боюсь, что это так. Подумай сам, Эван, если бы твой отец был сумасшедший, его безумие наверняка передалось бы по крайней мере одному из его многочисленных сыновей или одному из детей твоего брата. Но ведь этого не произошло?
– Верно. – Эван взъерошил рукой волосы. – Знаешь, я так долго был уверен, что мой отец ненормальный, что сейчас мне трудно убедить себя, что я ошибался.
– Ты и в самом деле ошибался. – Фиона улыбнулась, поймав на себе его хмурый взгляд.
– И не я один.
– Думаю, многие так считали. Наверное, поэтому по замку ходят слухи, что он убил своих жен. Трудно представить себе, что взрослый мужчина может вести себя так, как твой отец. Ведь он большой и сильный, так что никому и в голову не приходило, что в душе он сущий ребенок.
– Значит, запирать его в башню нет никакой нужды. А вот выпороть не помешало бы.
Представив себе, что Эван порет собственного отца, Фиона хихикнула:
– Боюсь, это уже не поможет. Радуйся тому, что он согласился отдать бразды правления в твои руки.
Эван вздохнул:
– Подозреваю, ему просто надоело самому править. А может быть, он устал. Ведь даже мой отец понимает, сколько нужно трудиться хотя бы для того, чтобы устранить все те ошибки, которые он наделал, а он работать не любит. Конечно, быть лэрдом ему нравилось, это льстило его тщеславию, и, когда все жители замка продолжали его так называть, зная, что он отошел от дел, он против этого не возражал. Правда, сначала ему было не слишком приятно, когда они добавляли слово «старый», но сейчас он перестал брюзжать по этому поводу.
Фиона медленно провела рукой по его бедру и почувствовала, что тело Эвана слегка затрепетало.
– Ну по крайней мере он больше не управляет кланом, наживая тебе новых врагов, – проговорила она, заметив, что глаза Эвана потемнели от страсти. – И, мне кажется, он только что позволил тебе принять Камеронов.
Эвану потребовалось несколько минут, чтобы уяснить смысл ее слов: слишком велико было желание и слишком трудно оказалось его подавить.
– Мне тоже так кажется. Ведь он мне этого не запретил, верно? Просто сказал, что сам бы он не стал иметь с ними дела. Союзники… – прошептал он, словно пробуя на вкус это слово и наслаждаясь теми перспективами, которые оно обещает в будущем.
– Сигимор – сильный союзник. Странно, что он и все его родственники рыжие, а твои родные темноволосые.
– Мой отец родился от второй жены, а отец Сигимора – от первой. Мой дед был рыжим. Все жены моего отца были темноволосыми, а все жены его брата – рыжеволосыми либо белокурыми. Мы воздерживались от родственных браков, а они нет. – Он нахмурился, припомнив, что Сигимор – крупный, сильный, красивый мужчина. – А ты хорошо знаешь Сигимора?