– Ничего, что-нибудь придумаем. Однако если ребенок все-таки существует, объясняться с Фионой тебе придется самому.
«А вот это, – подумал Эван, – меня больше всего и беспокоит». Он уже достаточно хорошо изучил Фиону, чтобы почти не сомневаться – она примет ребенка, полюбит его и ни словом не упрекнет мужа в том, что у него когда-то была любовница, которая родила ему сына. Однако крохотная доля сомнения у него все же осталась. И Эван очень беспокоился, что, узнав о существовании ребенка, Фиона может, сама того не желая, отдалиться от него, и тогда им придется вновь налаживать с таким трудом созданные теплые отношения.
Эван решил поразмыслить обо всем этом позднее, а сейчас надо придумать, как им с Грегором выехать из Скаргласа вдвоем, а не в сопровождении полудюжины вооруженных мужчин. Ведь если Грей приготовили для них ловушку, они наверняка будут поджидать именно группу людей, прекрасно зная, что ни один Макфингел не станет разъезжать по окрестностям в одиночку или вдвоем. Сказав, что им нужно съездить в деревню, Эван с Грегором оседлали лошадей и поскакали именно в этом направлении, чтобы никто не заподозрил их во лжи, но, как только почувствовали, что их уже никто не видит, повернули в другую сторону. Добравшись до леса, Эван с Грегором облегченно вздохнули, зная, что теперь даже сторожевые на башнях замка не смогут их заметить, если они будут оставаться в тени.
До коттеджа было еще довольно далеко, когда они спешились, решив остаток пути проделать пешком. Все-таки они с Грегором молодцы, подумал Эван: пробирались по лесу и ползком преодолевали поляны с такой ловкостью, что отец наверняка лопнул бы от гордости. Наконец они остановились у какой-то полуразрушенной каменной степы, расположенной неподалеку от коттеджа, и, прячась за ней, стали оглядываться по сторонам.
– Я ничего не вижу, – проговорил Грегор. – И по дороге ничего не заметил.
– Я тоже, а Грей никогда не отличались умением прятаться, – сказал Эван.
– Верно. Кроме того, если бы они так хорошо спрятались, что мы их не увидели, мы были бы уже покойниками либо пленными.
А уже в следующий момент Эван замер; из коттеджа вышел сгорбленный седой старик. Дверь он оставил широко открытой, и ни одного мужчины Эван в доме не увидел. Коттедж был маленький – всего одна комната с альковом, где стояла кровать – и хорошо просматривался. Даже если бы кто-то и захотел спрятаться, он бы просто не нашел для этого места. Да и чердака в этом коттедже тоже не было.
– Старый Робби ведет себя совершенно спокойно, словно ничего плохого не произошло, и я не вижу в доме никого, кроме старухи. Правда, мне кажется, за столом сидит ребенок, но я в этом не уверен, слишком темно, – заметил Грегор. – Подождем еще или пойдем?
– Пойдем. В доме никого нет, кроме старого Робби и его жены. – Эван встал, однако замешкался.
– Передумал? – спросил Грегор.
– Нет, я должен идти, верно? Просто я готовлюсь к тому, что меня ожидает. Конечно, я не был обрадован, что у меня где-то есть ребенок, однако теперь буду разочарован, если его здесь не окажется.
– Думаю, я тебя понимаю. – Грегор перелез через степу и направился к коттеджу. – Есть лишь один способ решить эту проблему. – И он направился к старому Робби, на ходу окликнув его.
Эван глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и последовал за Грегором. Поздоровавшись со стариком, Эван почувствовал, как внутри у него все сжалось от страха. Старик Робби пристально взглянул на него и кивнул, словно отвечая на его немой вопрос: является ли находящийся в коттедже мальчик его сыном. Выпрямив спину, он последовал за стариком в дом.
– Вот он. – Старик Робби указал грязным крючковатым пальцем на мальчика, который сидел за столом и ел овсяную лепешку.
Одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы Эван вес понял и чертыхнулся. Подойдя к столу, он уселся на скамью напротив мальчугана. Тот спокойно смотрел ему прямо в глаза. Он был красив – в Хелену, подумал Эван, – однако не настолько, чтобы назвать его смазливым. Густые черные волосы доходили до остреньких лопаток – еще одно подтверждение принадлежности к клану Макфингелов.
Целая буря чувств взметнулась в душе Эвана, он с радостью схватил кружку с элем, которую старый Робби поставил перед ним на стол, и поспешно сделал несколько больших глотков, пытаясь успокоиться. Если бы сейчас в комнату вошла Хелена, он бы задушил ее голыми руками. Как она могла так поступить? Как посмела не сказать о том, что родила от него сына? Почему не отправила мальчика к отцу? Нужно было давным-давно это сделать! А сейчас ребенку уже восьмой год, и он смотрит на него, Эвана, таким затравленным взглядом, что сердце щемит. В то же время при взгляде на пего в душе поднимается теплая волна: ведь этот мальчуган его плоть и кровь, часть его самого, такая же, как рука или нога, И все-таки Эван не мог избавиться от беспокойства. Как он скажет о том, что у него есть сын, Фионе? Как привезет мальчугана домой?