— Джанет приходила ко мне на прошлой неделе, — сказала она и со вздохом поставила свой стакан на пол возле кресла. Откинув волосы, она оперлась подбородком на руку и рассказала Уэн всю историю с документами, о которой ей стало известно от Джанет.
— Это кое-что проясняет, — мрачно проговорила кузина, выслушав рассказ Камми. — Нанси Клеменс, которая работает в канцелярии суда, говорила мне, что пару дней назад кто-то интересовался их регистрационным журналом. Из него были вырваны два листа. Но вот когда их вырвали, никто не может сказать.
— Если это листы, на которых зарегистрировано расторжение брака Лавинии и Хораса, то здесь нет ничего удивительного, — сказала Камми, нахмурив брови. — Но я не могу поверить, что это сделала Джанет. На нее это совсем не похоже.
Уэн цинично фыркнула.
— За определенную сумму, милочка, люди идут и не на такое.
— Но ведь все знали, что она работала с архивом, видели, когда она входила и выходила. Ее сразу бы поймали.
— На человека, который все время вертится перед глазами, обычно меньше всего обращают внимание. Разумеется, это мог быть и кто-нибудь другой, как-то узнавший о том, что раскопала Джанет, и выкрал документы, надеясь на то, что пропажа обнаружится не так скоро. Так бы оно и было, если бы не Нанси Клеменс, буквально помешанная на чистоте и порядке. Она подняла с пола обрывок бумаги и туг же поняла, что он — из старого регистрационного журнала.
— Я должна поехать домой и позвонить Баду, — сказала Камми. В загородном доме не было телефона, никогда не было. И это являлось одним из многих его преимуществ.
— Он, конечно, обрадуется, получив от тебя такие сведения, — заметила Уэн, согласно кивая головой. — Это облегчит ему поиски. Однако, что касается меня… я не уверена, что приду в восторг, если ему удастся напасть на след Джанет и этих документов. Представь, как отреагирует вся наша семья, когда вьшснится, что наша бабка незаконнорожденная, и мы не имеем никаких прав на собственность семейства Гринли.
Камми повернула к ней голову.
— Я все понимаю, и мне очень жаль, но ведь теперь это не имеет никакого значения.
— Естественно, для тебя не имеет. У тебя есть имя, огромный дом… и, может быть, даже фабрика.
В голосе Уэн совершенно отчетливо звучала зависть, несмотря на все старания кузины скрыть ее завесой юмора.
— Но это — всего лишь прихоть судьбы, — возразила Камми. — Я не выбирала себе родителей и не понимаю, в чем меня здесь можно обвинить.
— Замечательно, — пропела Уэн, — но еще более замечательно то, что из-за тебя дерутся мужчины. Нет, я сейчас умру.
— Не говори глупостей, — сказала Камми и потянулась за своим стаканом.
— Ты что, не знаешь? А мне, между прочим, сообщили, что несколько дней назад в кабинете Кита Рид подрался с твоим мужем. Избил его основательно.
— Что ты такое говоришь?! — резко спросила Камми, так и не успев донести стакан до рта.
— Разбил ему нос в кровь, поставил под глазом синяк, да в придачу сломал два ребра, — пояснила Уэн.
— Рид не мог… — начала Камми и тут же замолчала. Он упоминал что-то о разговоре с Китом. Может быть, во время этой беседы они слегка погорячились. — Кто распространяет эти слухи? Кто-то из фабричных секретарей? — с сомнением спросила она.
— Насколько мне известно, это Вона Хаттон. Гордон в тот день явился домой разъяренным, а бедная Вона и попалась ему под горячую руку. Естественно, ей захотелось с кем-нибудь поделиться своими обидами, чтобы облегчить душу. А ее как раз пригласили украсить баптистскую церковь. Вот отсюда все и пошло.
Если все действительно так и было, то в достоверности сведений сомневаться не приходилось. И все же Камми нахмурилась. Вся эта история никак не вязалась с тем, что ей было известно о железном самообладании Рида. Хотя не исключен и такой вариант, что он намеренно не стал себя контролировать.
Уэн не спеша допивала свой бурбон. Становилось все темнее, огни в клубе гасли. Еще раз обсудив новость с кузиной, Камми подумала, что Уэн хотелось бы поглубже раскопать подноготную этого дела. Но что-то сдерживало эту женщину, и вряд ли это можно было назвать благоразумием.
Опорожнив свой стакан, Уэн поднялась. Камми проводила ее до пристани. Они пожелали друг другу спокойной ночи, и Уэн, спустившись в свою лодку, принялась заводить мотор. Камми отвязала веревку и бросила ее на корму. Прежде чем включить передачу, кузина повернулась к ней.
— А что ты собираешься делать, если документы не обнаружатся и не будет никаких доказательств того, что владелицей фабрики являешься ты?
— Я не знаю. Признаться, этот вопрос не так уж занимает меня.
Расстояние между деревянной пристанью и лодкой медленно увеличивалось. Тихо жужжал работавший на холостых оборотах мотор. Уэн повысила голос:
— Ну что ж. Смотри, не забывай о тех людях, которых, кстати, немало, отнюдь не заинтересованных в том, чтобы нашлись какие-нибудь свидетельства, в результате чего ты помешала бы расширению фабрики. И о таких людях, как я, которые не желают, чтобы их генеалогическое древо было срублено и отправлено в печку. Так что поостерегись. Ты меня слышишь?
Камми подняла руку, ничего не ответив. Приглушенный рокот мотора перерос в жалобный вой, Уэн развернула лодку, описав широкий круг, и понеслась к противоположному берегу, на котором засыпал притихший клуб.
Камми проводила глазами моторку, пока та совсем не скрылась в темноте. Ей показалось, что она услышала, как лодка стукнулась носом о причал и как облегченно вздохнул ее угомонившийся мотор. Камми все не уходила с пристани, снова и снова перебирая в памяти слова Уэн.
Неужели Джанет Бейлор действительно пострадала из-за своей осведомленности? Но если Джанет Бейлор представляла для кого-то такую серьезную угрозу, то что говорить о ней самой.
Камми вдруг ощутила острую тоску по «Вечнозеленому». Как бы ей хотелось оказаться там сейчас. После отъезда кузины она почувствовала себя здесь словно в западне. Страшно было даже подумать, что придется провести ночь в этом доме. Она не могла отделаться от мысли, что кто-то прячется в его темных коридорах, поджидая ее возвращения. Теперь старик «Вечнозеленый» казался спасительным убежищем.
Луна вскарабкалась еще выше и осветила ночное небо своим бледным светом. С озера примчался легкий ветерок и обдал берег прохладой сырого дыхания. Он принес запах воды, отдававшей рыбой, водорослями и еще какой-то гнилью. Недалеко от пристани стоял голый кипарис, вознесший в немой мольбе к небесам обросшие мхом костлявые руки. Откуда-то издалека донесся крик ночной птицы, добавившей свою печальную ноту в хор охающих лягушек и визгливых комаров.
Камми перевела взгляд на лунную дорожку, серебристо сверкавшую на фоне темной воды, которая подбегала к самому берегу, туда, где озеро ласково касалось деревянных свай, поддерживавших настил пристани. А вон там, да-да, вон там, в пяти-шести футах от пристани, в тот памятный день, бог знает сколько лет назад, рядом с ней вынырнул Рид. Вероятно, эти воспоминания и явились не вполне осознанной причиной, из-за которой она приехала сегодня на озеро. Время от времени назойливая память снова возвращала ее в то далекое лето и принималась бередить старую, но все еще не затянувшуюся рану. И Камми не могла избавиться от какой-то странной растерянности, будто бы она что-то потеряла или чего-то не поняла. Но как она ни старалась, не могла разобраться в себе и поймать постоянно ускользавшее от нее неясное ощущение. В раздражении отвернувшись от озера, Камми медленно побрела к дому.
Неожиданно возле угла приземистого здания мелькнула какая-то тень. Камми остановилась как вкопанная, напряженно вглядываясь в темноту. Все было тихо и неподвижно. Возможно, это просто шевельнулся куст, задетый сбившимся с пути ветерком. А может быть, это прокралась какая-нибудь кошка или собака, встревоженная присутствием человека.