— Поверни ко мне голову, — попросил Рид, осторожно ослабив руки, словно боясь, что она обманет.
Но Камми не обманула. Она отклонила голову назад, к его широкому плечу и расслабилась полностью, опираясь на его сильный корпус. Почувствовав его тепло, она запрокинула голову так, чтобы видеть его лицо.
Он нагнулся, чтобы коснуться атласной кожи ее губ, и они стали податливо-мягкими. Рид с таким упоением принялся целовать ее, словно боялся, что у него не хватит времени. Его нежные ласковые поцелуи становились все более страстными; его влажный язык проник в бархатную глубину ее рта, чтобы найти ее язык.
Камми некуда было отступать, да она и не хотела этого. Сладкий восторг заставил задрожать в ее душе струны, которых будто коснулись пальцы музыканта. Струны эти вдруг ожили и запели. Их чудная мелодия, заполнившая все ее существо, звучала все громче, все тревожнее и радостнее. Горячие волны, которые излучало его тело, обволакивали ее, дурманили, заставляли забыть обо всем на свете. Вкус виски и пьянящего мужского тепла таял у нее на языке. Дав волю всем своим прихотям и желаниям, она приняла его игру и стала миллиметр за миллиметром исследовать гладкую шелковистость его рта.
Ладонью он обхватил ее грудь, и Камми вздрогнула от пронзившего ее острого наслаждения: Упругое полукружье груди напряглось. Рид провел подушечкой большого пальца по ее соску, раздразнивая его, заставляя вытянуться и отвердеть. Его требовательные руки и ее податливая кожа, его энергия и ее нескрываемая жажда сливались в гармоничную мелодию страсти. Тело Камми затрепетало, охваченное пронзительной музыкой наслаждения.
Ее сердце бешено колотилось. Рид притронулся губами к уголку ее рта, скользнул вниз, к ямочке на подбородке, оставляя дорожку поцелуев, потом губами стал пробираться к уху. Он лизнул мочку уха, потом осторожно слегка укусил ее бархатную кожу, и Камми почувствовала, как грудь стало покалывать от возбуждения и удовольствия.
— Сними ночную рубашку, — прошептал Рид, обдав ухо жарким дыханием.
Она бы с радостью сделала так, как он просил, но побоялась, что не справится без его помощи.
— Сними ее сам, — сказала Камми с болью в голосе, — пожалуйста.
Его дыхание было не совсем ровным, однако руки, расстегивавшие маленькие перламутровые пуговицы на глубоком круглом вырезе рубашки, действовали вполне уверенно. Наклонив голову, чтобы видеть ее через плечо, Рид отвернул в сторону тонкую белую ткань с белой вышивкой. У него перехватило дыхание, когда в лунном свете, струившемся в комнату через оконное стекло, он увидел плавные округлости ее груди. Подогнув ткань, чтобы она не мешала, Рид прикоснулся кончиками пальцев к атласным бугоркам и стал медленно обводить их. Потом его пальцы обхватили призывно вытянувшиеся соски и принялись легонько потягивать за них.
Несколько долгих минут он ласкал ее дразнящие груди, потом повернул ее лицом к себе. Рид коснулся губами ее бровей, кончика носа, губ, подбородка, наклонился и провел языком по одному соску, затем — по другому. В следующее мгновение его горячий рот припал к ее груди и с жадностью стал пить нектар ее нежного тела.
По ее жилам словно шипучий, искрящийся напиток пробежало острое желание. Камми
была очарована непревзойденным мастерством Рида в обращении с женщиной. Внутренняя оборонительная напряженность, которая никогда не поддавалась насилию и оказывала жесткое сопротивление грубости, как-то незаметно и бесшумно рассыпалась и растаяла под напором его интуитивной нежности.
— Рид…
Этот отрывистый шепот вырвался у нее непроизвольно и был скорее похож на тихую мольбу, чем на протест.
Он поднял голову. Растерянность и страсть были в его темных глазах, пытливо вглядывавшихся в ее вспыхнувшее лицо.
— Ты хочешь, чтобы я прекратил? — хрипло выдохнул он.
Камми с силой затрясла головой. Нет же, нет. То, чего она хотела, было невозможно выразить словами.
Улыбка, тронувшая его глаза, была какой-то неживой, и все же, прежде чем он опустил ресницы, Камми заметила, как в темных глубинах огромных зрачков сверкнуло удовлетворение. Рид уткнулся в ложбинку между грудями и стал исследовать ее губами и кончиком языка. Его теплое дыхание, скользившее по коже, поднимало в Камми жгучие волны возбуждения.
Рид стянул рукава ночной рубашки с ее плеч, и рубашка стала спадать. На какое-то мгновение она задержалась на бедрах Камми, сделав ее похожей на ожившую статую, ноги которой задрапированы белой тканью. Рид пристально смотрел на нее, переводя взгляд сверху вниз, не оставляя без внимания ни один изгиб ее тела. Потом тот же путь проделали его руки. С груди они скользнули на стройную талию, обхватили соблазнительные бедра и вместе с падающей рубашкой спустились по ногам на пол. Рубашка с шуршанием смялась и накрыла ее щиколотки.
Выражение лица Рида было таким, словно он испытывал сильную боль. Глядя на него, Камми почувствовала, что с ней творится что-то странное. Она стояла неподвижно, прижав руки к бокам, а где-то в глубине сердца рождалась трепетная нежность. Ее никогда не боготворили прежде, никогда не возносили и не поклонялись ей. Никогда в жизни она не испытывала такого удивительного желания, которое охватило сейчас — отдать себя. Она хотела его, хотела делать то, что ему нравится, хотела быть такой, какая была ему нужна. В этот момент ей вдруг показалось, что она создана именно для того, чтобы отдаваться. Это был единственный способ утолить нестерпимый голод своего тела и своей души.
Его настойчивые пальцы требовательно сжали ее бедра, когда он встал на колени и притянул ее к себе. Положив руки ему на плечи и закрыв глаза, Камми запрокинула голову, и сверкающая волна волос упала ей на спину. От влажного и жаркого прикосновения его языка, кружившего вокруг пупка, у нее перехватило дыхание. По мышцам ее плоского живота пробежал огонь наслаждения. Рид приник к темному треугольнику тонких вьющихся волос, и ее ноги задрожали. Она почувствовала его дыхание, и весь мир вдруг перевернулся с ног на голову. И ее понесло куда-то далеко-далеко, в не отмеченную ни на какой карте страну, которой правят только чувства.
Очень тщательно, ни на секунду не отрываясь от своего занятия, он исследовал подвижные складки ее кожи, ощупывал языком гладкие лепестки, впитывая в себя ее эссенцию. Он требовал ее ответа, побуждал ее, умоляя ответить. Пальцы Камми забрались в его волосы, стали перебирать их, а он в это время добрался до самого сокровенного источника наслаждения и принялся с осторожностью ласкать.
Из ее груди вырвался тихий, протяжный стон. Длинными ногтями она непроизвольно впилась в его кожу и, только через несколько секунд осознав это, разжала пальцы. В ответ на это невольное движение Рид еще сильнее сдавил ее бедра, словно хотел, чтобы эти пружинистые округлости влились в его ладони. Потом его рука двинулась туда, где темнел заветный треугольник. Раздвинув тонкие волнистые волоски и влажные складки нежной кожи, он продолжил свои изощренные ласки.
Нахлынувшее на нее наслаждение было таким острым и неистовым, что ее дыхание, ее голос и вся эта ночь слились воедино и стали уплывать куда-то. Тело ее изогнулось, руки ослабли, по безвольно разжавшимся пальцам пробежали иголочки тока. Камми почувствовала, что оседает на пол, но ничего не могла с собой поделать.
Рид поддержал ее и помог опуститься на колени рядом с собой. Он притянул ее ближе, и в его глазах загорелся сумасшедший синий огонь. Его ненасытные губы требовательно приникли к ее рту. Она сдалась, она уступила, с упоенным удовлетворением шепча что-то неразборчивое. Его жадный язык протолкнулся между ее зубов, вернулся назад, снова погрузился в теплую глубину. Не отрываясь от ее сладкого рта, Рид вновь пробрался рукой к жаркому источнику.
Ее тело с радостью приняло это прикосновение, задрожав от волнения и удовольствия. Ее тело звало его, и он, ощутив призывное биение ее сердца, ответил на этот зов. Камми вдруг почувствовала, что сходит с ума от этого приступа возбужденной страсти, сжигавшей все ее тело. Разве можно было удержать это буйствова-ние внутри себя и сохранить рассудок? Этому неистовству чувств нужен был выход, и если Рид не поймет это и не соединится с ней, она взорвется. Нащупав ворот его рубашки, Камми потянула за пуговицу.