Но первая волна преследования спала так же быстро, как поднялась. Он был довольно строгим преподавателем и требовал от всех учеников повышенного внимания на уроке, не принимая никаких отговорок о том, что они гуманитарии, и математика для них, что-то вроде китайского. Чушь собачья! Мозг может подстраиваться, а математика пригодится везде, недаром она царица наук. Половина его поклонниц возненавидела его, и даже самые шлюховатые ученицы в итоге перестали строить ему глазки и стали заниматься. А затем работы прибавилось: с нового учебного года его попросили взять классы миссис Гудман, преподающей введение в анализ и математический анализ в выпускных классах старшей школы, и он также продолжал вести алгебру и геометрию в начальных*. Припахали, аж не продохнуть. Единственное, что его утешало, что это лишь на три месяца, пока новоиспечённая мать не выйдет из декрета.
Потом Дэвид встретил её. Среди множества других учениц он почему-то обратил внимание на эту девчонку с ореховыми глазами и появляющимися вместе с улыбкой ямочками на щеках. Естественно, новый класс — старые проблемы: еще не знакомые с его нравом девушки стали искать его внимания. Из всего класса она была единственной, кто этого не делал. Конечно, она смотрела на него во время лекций, но не более. Она была далеко не глупой, справлялась со всеми решениями у доски, её тесты не отпускались ниже отметки B*; конечно, она иногда отвлекалась на всякую болтовню и копание в телефоне, но ничего особенного. Обычная девушка, как большинство других его учениц. Но почему-то именно она стала для него наваждением. Куда бы он ни шел, то всегда видел её. Со стороны могло показаться, что она ищет с ним встречи, но нет: то она была в компании друзей, то со своим парнем-афроамериканцем, с которым она откровенно целовалась прямо посреди школы. Почему-то созерцание их целующихся вызывало у него неприятные ощущения, хотя ему должно было быть все равно. А однажды она ему приснилась. Даже подростком он не видел таких ярких эротических снов. Будто он трахает её в пустом школьном коридоре, прижав к шкафчикам, слушая как она выстанывает: «Да, мистер Коулман! Еще, мистер Коулман!». Где-то он читал, что сны являются мостом, связывающим подсознание с сознанием, выводящим из тени тайные страхи и желания.
Карусель самобичевания не помогла, и никакая профессиональная этика тоже. С каждым днем он все больше думал о ней в таком ключе, теряя контроль. Да, он хотел её! Хотел во всех возможных и невозможных позах. Хотел трахнуть её на своём учительском столе, в туалете, в коридоре у шкафчиков, как во сне, в актовом зале, в душевой. А тот факт, что это запрещено, лишь усиливал желание. Ведь мы всегда хотим то, что нам не доступно. Каждый раз, когда Дейв видел Киру в объятиях ее парня, перед его глазами вставала багровая муть. Тогда он понял, насколько влип. Потому что одно дело — хотеть кого-то, руководствуясь лишь влечением, а другое дело — чтобы этот кто-то принадлежал лишь тебе. Он стал с нетерпением ждать возвращения миссис Гудман из декрета, прося у мощи чистого разума освободить его от этого искушения. Но у судьбы были свои планы, потому что миссис Гудман решила посвятить себя воспитанию ребенка и уволилась. А это означало, что он должен будет продолжать работать как вол, с восьми утра до трёх, и еще оставаться на дополнительные занятия или сидеть с наказанными после уроков. Но самое страшное было то, что он должен будет видеть её до конца учебного года. Его негодованию не было предела, и как назло, в тот день первым уроком у него был именно её класс. Это был тот самый день, когда он впервые оставил её после уроков и вызвал родителей, после её сцены в классе. Ох, как он был зол на неё! Весь день не мог успокоиться, прокручивая в голове всё, что она ему сказала, срываясь на других учеников и огрызаясь в учительской. Но, когда в назначенный час он увидел её одну в классе, его больное воображение тут же нарисовало ему, как он сдирает с себя ремень и шлепает её по упругому заду, а затем трахает до исступления, чтобы никогда не смела так с ним разговаривать.