Каким же он был дураком, подумав, что всё закончилось. С самого утра Дня Смеха у него было скверное настроение и нехорошее предчувствие. Оно подтвердилось во второй половине дня, когда его буквально закидали сообщениями, от откровенных матов до фоток стояков и сисек. А под вечер объявилась Грин. От неприятного воспоминания у него скрипнули зубы. Как та стыдила его, взрослого мужика в собственном доме.
— Как ты мог, Дэвид? Она ведь еще ребенок!
Он еле сдержался, чтобы не рассмеяться ей в лицо. Хах. Ребенок. Такой ребенок, что страшно. Этот ребенок жрал его сердце, затем выплевывал, а затем снова жрал. Это он тут жертва, а не Кира Джонсон. Конечно же, Грин сообщила ему, что ему не стоит и ждать хороших рекомендаций от неё, даже наоборот. Сказала, что постарается замять дело, если будут последствия, наврав, что переписка была после его увольнения. Хоть на том спасибо. Весь сегодняшний день около его дома шатались подростки, его бывшие ученики, тыкая пальцами. Кто-то даже бумагу кидал, кто-то даже собачье дерьмо подложил. После обеда стали подтягиваться другие. Взрослые. Видимо, их родители, стоя за оградой и выкрикивая оскорбления. Одного звонка в полицию хватило, чтобы их разогнать, но пришли еще или те же, группами. Некоторые даже звонили в дверь. Дэвид забаррикадировался дома и вот вышел только вот в десять вечера, когда все исчезли. Вернулись к своим житейским делам. Он взял пакеты с продуктами и двинулся в сторону выхода. На парковке было несколько одиноких машин, включая его. Он не заметил, откуда и как появились трое, пока он складывал покупки в багажник. Дэвид сразу узнал отца Киры: от того разило алкоголем, видимо, сорвался. С ним были еще два маргинала.
— Ты, грязный ублюдок, трахал мою дочь?!
— Мистер. — Дэвид чуть поднял руку, краем глаза отслеживая движения тех двоих. — Эт…
Но он не успел договорить, так как глава семейства Джонсон врезал ему в челюсть. Дейв впечатался в свою машину, уворачиваясь от следующего удара. Он не собирался драться. Он был выше ростом их всех, но их было больше, так что парочку ударов он все же пропустил. В какой-то момент, защищаясь, он ударил одного в солнечное сплетение, но получил от другого в живот. Мужчина согнулся пополам, а перед лицом просвистело что-то блестящее. Улетевшие в сторону очки и обжигающая боль подсказали, что это было.
— Ты придурок! — крикнул отец Киры. — Совсем башкой двинулся?
В миг все трое разбежались врассыпную.
Пришедшую на следующее утро, когда его уже выписывали, мать Киры, он встретил ледяным равнодушием, когда внутри всё буквально горело от негодования. Она тоже пришла выяснять с ним отношения? Пусть лучше займется воспитанием своей дочери.
У женщины был затравленный вид; её глаза излучали физически ощутимую злость. Мужчина приготовился к новой мерзкой ситуации. Сам он был на грани; правая половина лица болела, он не спал всю ночь, думая, как он докатился до такой жизни и не сделал ли он ошибку, что не назвал полиции личность одного из нападавших — отца Киры Джонсон. Девушки, разорвавшей его сердце, уничтожившей его репутацию и втоптавшей его доброе имя в грязь. Ненависть, что он испытывал к этой девчонке, была настолько глубокой, что в ней можно было бы потопить авианосец. Самое паршивое, что он сам позволил ей сделать это с собой. Сам продолжил эту ядовитую связь. Дэвид горько улыбнулся своим воспоминаниям о том, как он утешал её, когда она сбежала из дома. Как ему было больно от одного её несчастного вида. Все это было ложью, хорошей актёрской игрой, созданной, чтобы втереться в доверие. А как он унижался при ней, сам ведь плакал у неё на коленях и вымаливал прощение. О, какой позор.
Но что-то было не так, несмотря на бурю эмоций, что-то не клеилось во всей этой истории. Тот же благотворительный вечер: не могла же Кира знать о том, что он пойдет туда с Гвен и разыграть сцену ревности.
— Я пришла поговорить, — холодно вымолвила мать Киры. — О том, что произошло вчера.
Он ничего не ответил, напряженно ожидая новую порцию оскорблений и обвинений в свой адрес.