– Заткнись!
Это было сказало ледяным тоном, который даже обескуражил Сашу. Кристиан смотрел на неё с едва заметной гримасой искреннего отвращения. Она кожей ощутила в ту секунду опасность своего положения. Это хлёсткое слово – первая и единственная произнесённая вслух грубость, прозвучала, как сигнал тревоги.
– Я заплачу за то, что сделал с тобой, – в полной тишине произнёс Кристиан. – И ты станешь тому свидетельницей. Я позволю тебе огрызаться, шипеть и вести себя, как истеричка. Можешь вновь попытаться выколоть мне глаза. Но есть то, чего я тебе не позволю. Не смей быть необъективной. Даже не пытайся говорить неправду и ошибаться. Потому что если я пойму, что ты такая же, как остальные, то избавлюсь от тебя и забуду, позаботившись о том, чтобы твоё тело никогда не нашли.
Когда небо перестало крошиться на город сединой мертвого снега, и утих свирепый, словно припадочный, ветер, машина въехала во двор многоэтажного дома на Давыдковской улице. Им являлась одна из тех редких построек, на крышах которых стояли башни – они придавали зданию таинственный вид.
Едва Кристиан открыл машину, Саша попыталась бежать, но ослабевшие ноги её не слушались. Он заткнул ей рот рукой и заставил ковылять подле себя к подъезду. Это удавалось ей не без труда – разбитые о лед и асфальт ноги едва ворочались, выполняя свою функцию.
– Добрый вечер, Кристиан, – приветствовал Фишера охранник в будке у входа в подъезд.
– Добрый вечер, Антон Семёнович, – вежливо ответил он, запихивая свою жертву в подъезд.
Саша с силой укусила Кристиана за палец, и тот небрежно выпустил её из своих рук. Дверь в подъезд с щелчком открылась. У Саши не получилось её открыть. Кристиан за шиворот потащил её к лифту.
Она понимала, что кричать бесполезно по реакции охранника в будке.
В крохотной кабине лифта, оснащенной зеркалом, оказалось слишком светло, но эти двое не стремились смотреть друг на друга. Девушка неподвижно стояла, сцепив пальцы рук домиком и скрестив ноги, опираясь на стену и съежившись.
– Похоже, тут никого не удивляет род твоей деятельности.
– А ты знаешь, чем я занимаюсь? – флегматично поинтересовался Кристиан.
– Мир спасаешь? – поинтересовалась Саша с сарказмом.
– На целый мир меня пока не хватает, – совершенно хладнокровно ответил он.
– Бедный мир! Как же он без тебя?
Саша думала, что взбесит его, но он почему-то только молча улыбнулся.
Она со страхом дернулась в сторону от Кристиана, когда тот помог ей опереться на себя, едва гостья покачнулась.
На двери квартиры значились серебристые символы «97».
В пустой, аккуратной прихожей она обняла себя руками и осталась стоять на пороге, не сходя с темного, колючего прямоугольника коврика. Жмурясь от света, она смотрела вниз, будто ее полуголой втащили на сцену.
– Тебе неприятны прикосновения? – заинтересованно спросил Кристиан. – Любые?
Девушка окончательно вжалась в стенку и мельком посмотрела на ключ, висевший на гвоздике рядом.
– Да, любые, – с нажимом произнесла она.
– Какая ирония! Случай насилия в раннем возрасте? – холодная флегматичность в голосе обожгла тревогой.
Саша метнула в него колючий взгляд:
– Я не настолько предсказуема.
– Именно настолько, просто не хочешь этого признавать, – ответил он, с явным сомнением в голосе.
Саша огляделась. В квартире было безукоризненно чисто. Минимум мебели и предметов, все идеально сочеталось по цветам, составляя обстановку. Возникало впечатление, что это – картинка из страниц журнала о ремонте и дизайне помещений.
Кристиан кивнул в сторону одной из пяти пар одинаковых, серых домашних тапочек:
– Надевай. Ванная прямо перед тобой, по коридору. Не закрывайся.
Саша не изменила своей позы и говорила, опустив голову:
– А если закроюсь?
– Ты можешь это сделать, но эта дверь не станет для меня препятствием, если я вздумаю к тебе заглянуть.
Саша задрожала. Сбывалось худшее её предположение. От отвращения она не смогла заставить себя говорить.
– Почему, конкретно, я здесь нахожусь? – наконец, выдавила она.
Он подошёл к ней, и Саша буквально вжалась в стену, глядя на него с ненавистью, в которой читалось обещание наброситься на него при малейшем признаке опасности. Кристиан разборчиво рассмотрел её лицо, шею, руки.
– Самомнение женщин странно устроено, – проронил он, рассматривая её ключицы и задержавшись взглядом на ее губах. – Оказавшись в подобной ситуации, они думают, что мужчине от них может быть нужно только одно. Александра, – он посмотрел ей в глаза, – боюсь, ты не отдаёшь себе отчёт в том, как сейчас выглядишь. К тому же, составляя мой портрет, ты должна была догадаться, что я не имею привычки грубо домогаться женского внимания. Оно мне до лампочки.