Ей стало страшно, но тон её голоса звучал небрежно, уверенно.
– Убийца – мужчина. Он очень умело мстит за погибшую мать, сестру, девушку, знакомую… но его хладнокровность как-то не вяжется с очень горячим характером убийства. Переоделся ночной бабочкой, не побоялся засветиться на камерах, – она нервно добавила: – Я не знаю, как много мне следует сообщать… Некоторая информация – чистые эмоции…
Кристиан медленно отошел от окна. Что-то изменилось в его лице – возможно, взгляд сделался острее, и Саше стало совсем не по себе.
– Продолжай.
– У него прямая осанка, которую получилось плохо замаскировать даже на каблуках. Это не балетная или танцевальная осанка и не осанка пловца, он – военный. Он брюнет – люди часто выбирают парики противоположного цвета своему натуральному оттенку волос. В его сообщении фраза «никогда не подниму руку». Так говорят мужчины. Женщина бы сказала «не трону» или «не убью». Поднять руку – чисто мужское выражение, – Саша не смотрела на Кристиана из инстинктивного страха увидеть на его лице презрение и насмешку.
– Всегда опираешься на такие ненадежные факторы, как эмоции и речевые обороты? Это рискованно, – равнодушно произнес Кристиан. – И непрофессионально. Что ещё?
– Он очень не хочет больше никого убивать – об этом говорят слёзы. Он взял маркер, приблизился к живому человеку, которого мучил, и зафиксировал слёзы на его лице. Ему было важно это подчеркнуть – момент раскаяния. Но… мне почему-то кажется, что, пусть и нескоро, но он убьет вновь.
– Почему? Каков критерий?
– Я не знаю, – она ссутулилась еще сильнее. – Просто… чувствую.
– А может он, нарисовав контуры слёз, хотел подчеркнуть боль другого, которой наслаждался?
– Нет, – категорично ответила Саша, позабыв о неуверенности. – Если бы он наслаждался болью другого человека, плевать ему было бы на маркер. Он бы получал кайф в процессе от зверств. И, может, фотографировал бы для себя лично. Слёзы – это в данном случае сантименты, на которых сделан жирный акцент. Он сочувствовал убийце. Он убивал так, как убивает нормальный, но доведённый до отчаяния человек. Сам характер убийства – сложно спланированный, зрелищный, полный символизма – говорит о том, что он потратил немало времени на подготовку, – Саша приблизила лицо к монитору. – Ему будто совершенно нечего терять. Словно в жизни его ничего не было, кроме подготовки к этому убийству. Не важно, кто окружал его и как он жил, все мысли его занимало это преступление. И ничего больше.
– И как он повёл себя после убийства? – спросил Кристиан, продолжая смотреть на Сашу.
Некоторое время она не отвечала, предельно внимательно рассматривая фото.
– Не оставил следов. Долгое время жил этим убийством. Нечего терять, – бормотала она себе под нос. – Оставил сообщение. У меня слишком мало информации…
– И всё-таки.
– Он должен посетить того, за кого отомстил, – ответила Саша.
– Обязательно. Потом он должен покинуть город и отправиться туда, где ему будет спокойно.
Саша агрессивно сдвинула брови и поджала губы. Ее колючий взгляд коснулся лица детектива, скрупулезно его изучая. На сей раз она говорила без всякого страха.
– Достаточно! Теперь расскажи больше о моих родственниках, – продолжал Кристиан. Он не изменил ни лица, ни своей позы.
Саша вздохнула, повернулась к нему.
– Судя по всему, тебя воспитывали, зная о твоём диагнозе, отнеслись к этому ответственно. Ты должен быть маньяком. Тут почти без вариантов. Но… ты им не стал. В тебе есть невероятное умение контролировать себя, самодисциплина, аккуратность, ты работаешь с полицией. Ты много раз уже мог поиздеваться надо мной, и я видела, что тебе этого хотелось. Но ты сдерживался, и тебе даётся это непросто. Сам к такому ты прийти не смог бы, садисты не так устроены, а психопатия у тебя врождённая. Выходит, это влияние значимых взрослых. Вероятно, отец. Будь это мать, всё окончилось бы плачевно, потому что ты ненавидишь её. Предположу, что родители занимают должности, заставляющие их много общаться с людьми. Возможно, в плане наставничества или опекунства – профессия врача, учителя или военного, – она задумалась, цепким взглядом изучая лицо Кристиана. – Ты думаешь, что в чем-то сильно провинился. Это – не совесть. И ты не коришь себя за психопатию. Ты действительно сделал нечто ужасное. Чтобы воспитать тебя таким, тебе требовалось уделять максимум времени. Младших родственников с такими ответственными родителями у тебя нет, хотя… – она нахмурилась. – Нет, я ошиблась. У тебя вполне может быть кто-то именно младше тебя. Если тебя учили брать на себя ответственность за младших, то это тоже могло позитивно сказаться на твоём воспитании.