Был я пойман зрением надежнее, чем Тигрица зеркалом; и [даже] потеряв детенышей, тигрица никогда не бывает столь разъяренной, чтобы встретившееся ей на дороге зеркало не притянуло к себе ее взора; и такое наслаждение доставляет ей рассматривать красоту своего изящного сложения, что тигрица, забывая о преследовании похитителей, останавливается, словно взятая в полон.
Посему предусмотрительные охотники ставят перед нею зеркало намеренно, дабы от нее избавиться. Вот и говорю я, что был пойман зрением и слухом, и не удивительно, что я утратил разум свой и память. Ибо зрение и слух суть две двери памяти, как о том сказано было ранее; и они суть два благороднейших чувства человека. Всего же человек пять чувств имеет: зрение, слух, вкус, обоняние и осязание, как то было ранее рассказано.
ЕДИНОРОГ
И посредством обоняния я был пленен, как единорог, которого усыпляет нежный аромат, исходящий от девственницы.
Ибо такова его природа, что нет зверя, коего труднее изловить, чем единорога; на носу у него имеется рог, — такой, что ни одна броня не способна устоять, — так что никто не смеет напасть на него или к нему притронуться, кроме чистой девственницы. Ибо, учуяв ее по исходящему от нее аромату, он становится на колени перед нею и показывает ей свое смирение, как бы для услужения. Посему рассудительные охотники, знающие таковое свойство его природы, помещают девственницу у него на пути, и единорог засыпает, [положив голову] на ее лоно. И дождавшись, когда он заснет, подходят охотники, чтобы убить его, — чего, пока он бодрствует, они сделать не могут.
Тем же манером и любовь отомстила мне. Ибо я был величайшим гордецом в отношении любви изо всех, кто жили в мое время, и казалось мне, что никогда я не видел женщины, которую хотелось бы мне даже просто получить в полное мое распоряжение, а не то чтобы любить ее с той силою, с которой любят многие, как об этом говорится. Любовь же, будучи из числа рассудительных охотников, поместила на моем пути невинную девственницу, чьею прелестью я оказался усыплен и умер таковою смертью, каковая свойственна любви: это — отчаяние, не ждущее пощады.
Поэтому и говорю, что я был пленен посредством обоняния, и что держит она меня с его помощью до сих пор в плену. И лишился я своей воли, дабы следовать ее воле.
ПАНТЕРА[30]
В точности как те звери, что, однажды учуяв аромат, исходящий от Пантеры, никогда уже ее больше не оставят, но вплоть до самой смерти следуют за нею из-за сладостного дыхания. Потому я говорю, что был захвачен в плен тремя этими чувствами: слухом, зрением и обонянием. Если был бы я пленен также и двумя оставшимися чувствами — вкусом, чрез посредство поцелуя, и осязанием, чрез объятия, то по праву мог бы я считаться совершенно усыпленным. Ибо человек тогда считается спящим, когда не ощущает ничего пятью своими чувствами.
И от усыпления любовного происходят все опасности. Ибо всем уснувшим угрожает смерть, как единорогу, усыпляемому девственницей, и как человеку, усыпленному сиреной.
ЖУРАВЛЬ
Но вот если бы предостерегся я от таковой опасности, мне бы следовало поступать подобно журавлю, стерегущему своих собратьев. Ибо когда журавли вместе совершают путешествие, то, пока все спят, один из них стоит на страже; и поочередно все несут дозор.
Стоящий на страже, дабы крепко не уснуть, ищет место, где бы под его ногами находились небольшие камни: ибо журавли спят стоя, а на камнях он не сможет твердо устоять.
Так и мне, скажу я, следовало поступить. Ведь журавль, оберегающий собратьев, есть предусмотрительность, чей долг — оберегать остальные добродетели людей; ноги же суть желания.
Ибо как передвигается человек при помощи ног, так и душа от мысли к мысли переходит с помощью желания, человек же — от деяния к деянию. Так что помещает журавль камни под ногами у себя, дабы не иметь возможности стоять спокойно и, тем самым, дабы не уснуть.[31]
Когда предусмотрительность противится своему желанию и не позволяет чувствам доверять ему настолько, чтобы обмануться, тот, кто бы все-таки доверился ему, поступил бы опрометчиво. Но вот те, у кого бдительность отсутствует, — те ущербны в той же мере, как Павлин, обезображенный потерею хвоста.
ПАВЛИН
Ведь и хвостом павлина также обозначается предусмотрительность; ибо хвост, располагающийся позади, означает грядущее, а то, что он покрыт множеством глаз, означает усмотрение грядущего.[32]
30
В других средневековых бестиариях указывается на переменчивость
31
Комментарий издателя изображает борьбу журавля со сном несколько иначе. "Ночью стражи несут караул, зажав в одной из лап по небольшому камню, падение которого разбудило бы их, если бы они заснули". Здесь, в отличие от предыдущего случая (см. "Пантера"), варьирует именно нарративная структура, а понятийная (аллегорическая) объясняющая схема остается неизменной, — что, впрочем, не опровергает, а скорее подтверждает относительную независимость нарратива и понятийного "довеска" друг от друга, их как бы "натянутую параллельность" (см.: "Предисловие переводчика").
32
"Усмотрение грядущего" не теми глазами, что расположены спереди, — они-то его как раз не видят, откуда и несколько странное понимание будущего как того, что позади (обозначение через хвост); будущее предвидят особым зрением, специально для того предназначенным. — Впрочем, данная рационализация, будучи моей собственной, принадлежит XX веку и поэтому не может претендовать на полную адекватность веку XIII. — Ср.:"Ответ дамы".