Выбрать главу

Посему я говорю, что павлин означает предусмотрительность. Ибо предусмотрительностью называется не что иное, как предосторожность, принимаемая в ожидании грядущего. Также и самый хвост означает предусмотрительность; и поэтому павлин приближается к природе льва.

Ибо львиная природа такова, что когда за ним охотятся и надобно ему укрыться, убегая, он волочит за собою хвост и стирает им следы своих шагов, дабы не сумел никто его найти.

Так же поступает человек мудрый и предусмотрительный. Ежели ему случается что-либо сделать, могущее вызвать порицание, буде кто-нибудь о том узнает, он старается обставить дело так, что никто узнать о том не сможет, — и его предусмотрительность покрывает след его шагов, то есть всякую — и добрую, и злую — славу, могущую проистечь из дел его. А посему хвост означает предусмотрительность, и в особенности — хвост павлина, из-за глаз, которые на нем находятся.

И поэтому я говорю, что, насколько безобразен павлин без хвоста, настолько же и человек убог без предусмотрительности. Однако имей я даже столько глаз, сколько их имеется на павлиньем хвосте, я вполне бы мог быть усыплен силою голоса.

АРГУС[33]

Я слыхал рассказ об одной даме, у коей была необычайной красоты корова,[34] которую дама любила настолько, что потерять ее не согласилась бы ни за что на свете. И стеречь ее она поручила некоему пастуху, носившему имя Аргус. Сей Аргус имел сотню глаз, из коих засыпало не более двух одновременно. По два глаза отдыхало, а остальные в это время несли сторожевую службу. И вот, при всем при этом, корова все же потерялась. Ибо некий человек,[35] влюбившийся в корову, отправил за ней своего сына по имени Меркурий, умевшего чудно играть на длинной выдолбленной палочке.[36]

Меркурий этот завел с Аргусом беседу о том, о сем, начал играть на своей палочке и стал ходить вокруг него, разговаривая и поигрывая на своем инструменте, так что Аргус начал засыпать: сначала два его глаза уснули, потом еще два, и так засыпало по два глаза до тех пор, пока все они не уснули. И тогда отрубил Меркурий ему голову и отвел корову к своему отцу. Вот и я говорю, что Аргус усыплен был силою голоса, хоть и имелось у него столько же глаз, сколько их на хвосте павлина, означающего предусмотрительность.

Посему не удивительно, что при всей своей предусмотрительности был я усыплен силою голоса, — в атом я ничуть не более достоин удивления, нежели тот, кого усыпляет сирена, или единорог, усыпляемый девицею, или же самый этот Аргус. Итак, я мертв. Это правда. Можно ли меня спасти? Правда в том, [однако], что какое-то спасение здесь все же может быть; но какое точно — я не ведаю, так же как никто того не знает и о Ласточке.

ЛАСТОЧКА

Ибо опытом проверено, что если у нее похитить маленьких птенцов, выколоть им глаза и вернуть их в гнездо, то птенцы слепыми не останутся, глаза же их заживут. Думают, что ласточка сама их излечивает; но каким лекарством она этого достигает, не знает никто.

Нечто подобное случается с лаской.

Если кто-нибудь убьет ее детенышей и положит перед нею мертвыми, ласка оживит их с помощью какого-то лекарства, от природы ей знакомого. Это в точности известно: но неведомо, в чем это лекарство состоит.

ЛЕВ

Посему я говорю, прекрасная и нежная возлюбленная, что, кажется мне, есть некое лекарство, силой которого могли бы Вы меня спасти; я сужу об этом так же, как по природе одного зверя судят о природе другого. Ведь о Льве известно, что он возвращает к жизни своих детенышей, и известно также, как, он это делает.

Ибо львенок рождается мертвым, и в течение трех дней отец его рычит над ним и таким манером его оживляет. Так и мне кажется, что если бы пожелали Вы призвать меня к своей любви, это было бы моим спасением и воскрешением от смерти, причиненной мне моей любовью. То же самое случается и с Пеликаном.

ПЕЛИКАН

Ибо, как всем известно, Пеликан — это птица, питающая к своим детям чудную привязанность. Любит их пеликан с такою силою, что предается играм с ними чересчур охотно. Птенцы обретают в этих играх таковую уверенность, что начинают, летая у него перед глазами, хлопать его по глазам крыльями; он же, будучи по природе горделивым, не может вытерпеть такого обращения. Поэтому приходит в гнев и убивает их. Убив же, тотчас в том раскаивается. Тогда, подняв крыло, вскрывает клювом себе бок и кровью, оттуда извлеченной, окропляет своих птенцов — и таким способом их снова оживляет.[37]

вернуться

33

Рассказ об Аргусе попал в число бестиарных сюжетов на основании символико-метафорической ассоциации по признаку "многоглазия", так же, как рассуждение о четырех элементах (см. выше) — на основании метонимической ассоциации: от животного к тому, чем оно питается.

вернуться

34

Из античного мифа. В средневековой обработке метаморфоза девушки в корову исчезла, так же как божественность персонажей ("отца" — Юпитера, его сына — Меркурия, "дамы" — Юноны); отсюда — несуразности сюжета, лишившегося своего изначального смыслового контекста (нелепая любовь "отца" — Юпитера к корове и т.п.).

вернуться

35

Очевидно, Юпитер.

вернуться

36

Имеется в виду флейта.

вернуться

37

В церковной традиции пеликан обычно символизирует Христа, окропляющего мирян своею кровью и тем самым возрождающего их для жизни вечной (Notes, P. 128 — 130). В нашем случае сюжет без труда присоединяет к себе куртуазный код вместо христианского, как благодаря сходству структур, так и с помощью "материального посредника" (бок— сердце).