Выбрать главу

— Говори, говори со мной! — кричал я.

Тем временем, достал из разгрузки на груди кривые ножницы, распорол штанину. Сорвал индивидуальную аптечку с бедра бойца, раскрыл. Жгут старого образца. “Маракуйя!” — как сказал бы Джабба. Выбрасываем. Эти штуки рвутся в семидесяти процентах случаев.

Мани молчит.

— Говори, говори! — кричу я. — Мани, расскажи, кто твои родители? Ты же их скоро увидишь, вот они обрадуются!

Достаю из своей собственной аптечки чёрный современный турникет. Оборачиваю его выше раны, крепко зажимаю.

— Плохо, мне плохо…, — бормочем Мани.

— Всё будет хорошо! — настаиваю я. — Думай о доме! Скоро увидишь родных. Кто твой отец?

— Учитель…, — бормочет Мани.

Я кладу на рану похожий на женскую прокладку аппликатор, обматываю бинтом несколько раз, достаю тактический фломастер, пишу дату и время, которое я посмотрел на палантире.

— Мани, Мани! — не забываю требовательно кричать. — Папа, как его зовут?

Он бормочет что-то неразборчивое. Последний штрих. Достаю шприц с “обезболом”, снимаю колпачок и вгоняю ему в бедро. Вроде, всё! Всё, что я могу сделать.

— Ко мне! — требовательно кричу я нашим.

Они выбегают из-под моста на мой повелительный зов. Вместе мы перетаскиваем Мани в укрытие. Джабба звонит Белому.

— У нас трёхсотый, — докладывает он. — Один! Мани!

Но иглы больше не падают. Неужели, всё? Мы ждём ещё какое-то время. Выходит на связь Белый.

— Кажется, всё, — говорит он.

Как можно быстрее, тащим Мани наверх к повозкам. Он без сознания, но, стабилен. Кладём его в первую попавшуюся. Ей оказывается телега журналистов. Я остаюсь с ним внутри, а за руль неожиданно садится Мавка. Без лишних вопросов она гонит в тыл. Из окна отъезжающего транспортного средства я вижу, как к нашему блокпосту подходит бестиарий. На его плече вырванный железный стебель эхинопса. Именно с его помощью растение-монстр извергает свои шипы. Может быть, этот принадлежал тому, который ранил Мани.

Когда мы прибыли в тыл, и я передал Мани профессиональным хиллерам, то, вернувшись к телеге, не обнаружил Мавку за рулевым колесом. Залез внутрь и увидел её почему-то на заднем сиденье. Она как-то странно смотрела на меня большими оленьими глазами. Меня будто осенило. Я протянул руки, которые всё ещё были в крови Мани, и расстегнул её псевдо военный китель. Её большие глаза на бледном лице оказались совсем близко от моих. Я прижался ртом к её приоткрытым губам. Мавка тяжело дышала, но не сопротивлялась.

Чёрная гвардия.

Когда я вышел из кафе, карманный палантир уже угомонился, перестал вибрировать и говорить чужими голосами. Я достал его и набрал нужного мне абонента. Мне ответил голем: “Выбачтэ, абонент розмовляе зарады пэрэмогы. Слава Урук-хайе!” (“Извините, абонент разговаривает ради победы”) Есть и другая версия ответа, в случае, когда палантир занят: “Можлыво самэ ця розмова наближаэ нас до пэрэмогы.” (“Возможно, именно этот разговор приближает нас к победе”).

По дорожке мимо прошло два человека в форме горчичного цвета. На груди кирасы и яркие бляхи. На боках дубинки и баллончики с ядовитым газом. Нет, это не “полицаи”. Это так называемая “муниципальна варта” (.урук) — стражники, набранные из числа активистов праворадикальной организации “ПІЧ” (.урук). Она же “П14”. Читается, как “ПИЧ”. Вся шутка построена на сходстве “1” с урук-хайской буквой “и”. Все знают, что для этих ребят числа 14 и 88 являются священными. Никаких фактических прав, вроде проверки “аусвайсов”, они не имею. По статусу — что-то вроде дружинников времён Союза. Но бургомистр их прикармливает. Такое сотрудничество обоюдно выгодно: здоровые лбы на довольствии и при деле, в то время как кого-то другого стражники и сотрудники военкоматов ловят на улицах, пакуют в телеги и отправляют на фронт.

Я немного прошёлся по дороге и сел на лавочку напротив детской площадки. Площадка, как площадка: горки, лесенки. Довольно большая и оживлённая. Дети всех возрастов с криками носятся туда-сюда. По периметру на лавочках сидят мамочки. Кто с коляской, кто со стаканом капучино. Кто и с тем и с другим.

Вот молодой папа водит за ручку годовалого малыша. Заботливый. На обнажённом бицепсе видна большая татуировка: Хитлер, безумный вождь дунэдайн середины прошлого века, изображён рядом с огромным монстром-тигром, аналогом современных нам единорогов и циклопов. Руны, знаки солнца. Вся эта символика запрещена, но парня никто не останавливает. Все отворачиваются и делают вид, что не замечают.