Отделавшись от Сибрайта, Уэксфорд постоял еще минутку, наблюдая, как тот садится в свою машину. Доналдсон повез Уэксфорда по основной подъездной дороге, по которой они ехали вчера. Маленький «фиат» Сибрайта держался сзади. Спустя полкилометра, проезжая мимо участка, где было много поваленных деревьев, они увидели Гэббитаса, орудовавшего, как показалось Уэксфорду, какой-то пилой для разделывания бревен на доски. Ураган трехлетней давности нанес здесь большие разрушения. Уэксфорд заметил расчищенные участки с недавними насаждениями. Молодые, меньше метра, деревца, были привязаны к палкам и огорожены, чтобы их не обгладывали животные. Здесь тоже стояли навесы с досками дуба, платана и ясеня, которые были уложены в штабели и укрыты брезентом.
Они подъехали к воротам, и Доналдсон вышел, чтобы открыть их. На левой опоре лежали цветы. Уэксфорд опустил стекло, чтобы рассмотреть их получше. Это был не обычный букет из цветочного магазина, а корзинка с глубоким вырезом по одной стороне и искусно подобранными цветами. Золотистые фрезии, небесно-голубые колокольчики и нежные своей восковой белизной тропические цветы на вьющихся стеблях изысканно свисали над позолоченной кромкой корзины. К ручке прикреплена карточка.
— Что там написано?
Доналдсон, начав читать, запнулся, откашлялся и начал снова: «Что же, смерть, гордись — Ты овладела женщиной, которой Подобных нет» [2].
Оставив ворота открытыми для Сибрайта, который, как заметил Уэксфорд, тоже вышел из машины, чтобы прочитать надпись на карточке, Доналдсон свернул на шоссе В-2428, ведущее в Кэмбери-Эшез и Стоуэртон. Через десять минут они были в городе.
Доктор Лей, молодая, лет двадцати пяти, женщина с усталым лицом, встретила Уэксфорда в коридоре.
— Понимаю, что вам необходимо поговорить с ней, но постарайтесь, чтобы сегодня это заняло не больше десяти минут. Если все будет хорошо, то вы сможете приехать завтра, но для начала не больше десяти минут. Этого достаточно, чтобы выяснить главное, не так ли?
— Как скажете, — ответил Уэксфорд.
— Она потеряла много крови, — сказала доктор, подтверждая сказанное Уэксфордом на пресс-конференции. — Пуля не повредила ключицу. Более того, она не задела легкое. Просто чудо. Дело не столько в ее физическом состоянии, сколько в том, что она очень страдает морально. Она очень, очень опечалена.
— Меня это не удивляет.
— Вы не могли бы зайти на минутку в офис?
Уэксфорд прошел за ней в маленькую комнатку с табличкой «Старшая медсестра» на двери. В пустой комнатке было накурено. Почему больничный персонал, который должен знать больше о вреде и опасности курения, курит намного больше, чем все остальные? Это была загадка, над которой он не раз ломал голову. Доктор Лей поцокала языком и открыла окно.
— Пуля была извлечена из верхней половины грудной клетки. Сквозному проникновению помешала лопатка. Вам нужна пуля?
— Конечно. В нее стреляли один раз?
— Только один раз. В верхнюю половину груди с левой стороны.
— Так. — Он завернул свинцовый цилиндрик в носовой платок и положил в карман. Сознание того, что пуля была в теле девушки, неожиданно вызвало у него легкий приступ тошноты.
— Вы можете пройти к ней. Она в боковой палате, там больше никого нет. Девушка очень страдает. Сейчас ей лучше быть одной.
Доктор Лей проводила его. Стены коридора, вдоль которого располагались одноместные палаты, были сделаны из матового стекла. У двери палаты с номером «2» сидела Энн Леннокс и читала книгу. При появлении Уэксфорда она вскочила.
— Я нужна вам, сэр?
— Нет, спасибо, Энн. Пожалуйста, сидите.
Из палаты вышла сестра, оставив дверь открытой. Доктор Лей сказала, что подождет его и еще раз повторила просьбу не оставаться дольше десяти минут. Уэксфорд прошел в палату и закрыл за собой дверь.
Глава 7
Она сидела на высокой белой кровати, обложенная множеством подушек. Левая рука покоилась на перевязи, а плечо плотно забинтовано. В палате было так тепло, что вместо больничного халата она набросила белую накидку, обнажавшую правое плечо и предплечье. В эту же руку была введена и капельница.
Ему вспомнилась фотография из «Индепендент он санди». Перед ним словно сидела Дэвина Флори, только семнадцатилетняя.
Вместо копны коротко остриженных кудрей лицо обрамляли длинные волосы. Густые, без единого завитка, необычайно красивого темно-каштанового оттенка, они свободно падали на плечи. Как и у бабки — высокий лоб, большие, яркие, глубоко посаженные глаза, нет, не карие, а цвета лесного ореха с черным обрамлением вокруг зрачков. Кожа, пожалуй, слишком белая для шатенки, довольно тонкие и очень бледные губы. Нос, в отличие от бабки, совсем не походил на клюв, а был чуть вздернут. Уэксфорд вспомнил мертвые руки Дэвины Флори, узкие, с длинными пальцами; у Дэйзи — точно такие же, только кожа мягкая и по-детски нежная. Колец на руках не было. Проколы для серег на нежно-розовых мочках ушей выглядели как крохотные розовые ранки.
Взглянув на него, она не произнесла ни слова, а лишь беззвучно заплакала.
Вынув салфетку из коробочки, стоявшей рядом на столике, он молча протянул ее девушке. Она вытерла лицо и, опустив голову, зажмурила глаза. Тело ее вздрагивало от сдерживаемых рыданий.
— Мне жаль, — произнес Уэксфорд, — мне очень жаль.
Она кивнула, и здоровая рука ее сжала мокрую салфетку. Ведь прошлой ночью она потеряла мать, а у него это как-то отошло на второй план. Она потеряла и бабушку, которую, должно быть, любила не меньше, и человека, ставшего для нее дедом, когда ей было всего пять лет.
— Мисс Флори…
— Называйте меня Дэйзи.
Голос прозвучал глухо, так как она вновь прижала салфетку к лицу. Уэксфорд видел, что слова давались ей с усилием. Она сглотнула и подняла голову.
— Пожалуйста, называйте меня Дэйзи. Не надо «мисс Флори». Ведь моя фамилия Джонс. И я должна перестать плакать!
Уэксфорд выждал минуту-другую, помня, как мало у него времени. Он понимал, что сейчас она пытается отогнать от себя воспоминания прошлой ночи, стереть их из памяти, уничтожить эту жуткую видеопленку и вернуться в сейчас. Девушка глубоко вздохнула.
Он помолчал еще немного, но ждать дольше он не мог. Еще одна минутка, чтобы она могла вздохнуть, смахнуть с лица слезы.
— Дэйзи, — начал он, — вы знаете, кто я, не так ли? Я полицейский, инспектор Уэксфорд.
Она быстро закивала в ответ.
— Мне сегодня разрешили поговорить с вами только десять минут, но я приду завтра, если вы позволите. Мне бы хотелось, чтобы вы ответили на один-два вопроса, я постараюсь причинить вам как можно меньше боли. Можно?
Она медленно кивнула и беззвучно всхлипнула.
— Нам придется вспомнить события прошлой ночи. Я сейчас не буду спрашивать вас, что в точности произошло, это потом, только скажите: когда вы услышали, что в доме посторонние, и откуда послышался шум?
Она молчала так долго, что он непроизвольно взглянул на часы.
— Просто скажите, в котором часу вы услышали шум и откуда он шел…
Она заговорила неожиданно и торопливо.
— Они были наверху. Мы обедали, как раз ели второе. Первой их услышала мама. Она сказала: «Что это? Похоже, наверху кто-то есть».
— Так. А что дальше?
— Дэвина, моя бабушка, ответила, что это кошка.
— Кошка?
— Да, большая кошка, ее зовут Куини, голубая персидская. Иногда по вечерам она носится по дому. Просто удивительно, сколько шуму она может наделать.
Дэйзи улыбнулась. Это была чудесная улыбка, улыбка юной девушки. Несколько секунд она освещала ее лицо, потом губы задрожали и улыбка исчезла. Уэксфорду захотелось взять ее руку, но, конечно, этого сделать он не мог.
— Вы слышали, как подъехала машина?
Она покачала головой.
— Я ничего не слышала, только шум наверху. Какие-то глухие удары и шаги. Харви, муж бабушки, вышел из комнаты. Мы услышали выстрел, затем второй. Они прозвучали ужасно громко, было действительно жутко. Мама закричала. Мы все вскочили. Нет, я вскочила и мама, а потом я уже хотела выйти, а мама закричала: «Нет, не выходи», и потом вошел он. Он вошел в комнату.