— Может, она и сможет описать бандита, но автомобиля она не видела.
Почему он это сказал? Оттого ли, что просто нужно было что-то сказать, чтобы заполнить время, пока он раздумывал, поцеловать ее или нет? Дэйзи подняла к нему голову, чего Уэксфорд совсем не ожидал, и, быстро наклонившись, Вирсон поцеловал ее в щеку. Поцелуй вызвал в нем прилив сил.
— Я могу для вас что-нибудь сделать, дорогая?
— Да, пожалуйста. Когда будете выходить, не могли бы вы найти вазу и поставить цветы?
Очевидно, это было не совсем то, на что он рассчитывал, но ничего другого, как согласиться, ему не оставалось.
— Вы найдете ее там, что у них называется мойкой. Не знаю, где это, по-моему, на первом этаже где-то налево. Бедные сестры всегда так заняты.
Вирсон вышел, унося розы, которые недавно принес.
Сегодня на Дэйзи был халат, обычный больничный халат с завязками на спине. Он закрывал и левую забинтованную руку, но, как и вчера, к ней тянулась тонкая трубочка от капельницы. Она поймала его взгляд.
— Так легче вводить лекарства. Поэтому они пока оставили ее. Сегодня обещали снять. Но я больше не больна.
— И вы не растеряны? — повторил ее слова Уэксфорд.
— Совершенно. — Затем она заговорила как взрослый зрелый человек. — Я думала над тем, что произошло. Мне говорят, чтобы я не думала, но я должна. А как же иначе? Я знала, что мне нужно будет рассказать вам все как можно подробнее, поэтому я и думала, как это лучше сделать. Кажется, какой-то писатель сказал, что насильственная смерть великолепно способствует концентрации мыслей?
Он удивился, но ничем не показал этого.
— Сэмюэл Джонсон, но это относилось к тому, кто знал, что на следующий день будет повешен.
Она чуть улыбнулась, но еле заметно, одними уголками губ.
— А вы совсем не отвечаете моему представлению о полицейском.
— Вы не часто с ними встречались, осмелюсь заметить.
И вдруг он подумал, что она выглядит совсем как Шейла. Да, она выглядит как моя родная дочь. Правда, у нее волосы темные, а у Шейлы — светлые, но ведь не это делает людей похожими друг на друга, что бы там ни говорили. Здесь было сходство в чертах, в овале лица. Когда говорили, что Шейла похожа на него, потому что у них одинаковый цвет волос, он немного злился. Был одинаковый до того, как он поседел и растерял половину. Шейла красивая. И Дэйзи красивая, и она похожа на его дочь. Обращенный на него взгляд Дэйзи был полон печали, граничащей с отчаянием.
— Вы говорили, что думали над тем, что произошло. Расскажите мне.
Она кивнула, выражение ее лица не изменилось. Протянув руку, она взяла со столика стакан — лимонный сок с мякотью и совсем мало воды — и сделала маленький глоток.
— Я расскажу вам обо всем, что случилось, все, что я помню. Ведь вам это нужно, верно?
— Да. Пожалуйста.
— Вы должны остановить меня, если что-то будет неясно. Вы сделаете это, не так ли?
Неожиданно тон ее изменился: так разговаривает человек, привыкший обращаться к слугам, и не только к слугам, говоря, что ему нужно, и привыкший к повиновению. Да, подумал Уэксфорд, она привыкла, одному велит прийти, и он приходит, другому — уйти, и он уходит, третьему — сделать то-то, и он исполняет. Уэксфорд подавил улыбку.
— Конечно.
— Трудно представить, с чего начать. Дэвина, когда писала книгу, всегда так говорила. С чего начать? Можно начать с того, с чего, как тебе кажется, все началось, а потом понимаешь, что все началось гораздо раньше. Но в данном случае… давайте я начну с середины дня?
Он кивнул.
— Перед этим я была в школе. Я учусь на дневном отделении в Крилэндсе. Честно говоря, я бы хотела и жить там в интернате, но Дэвина не разрешала. — Уэксфорду показалось, что она что-то вспомнила, а может, только, что бабушки уже нет в живых… — На самом деле это было бы глупо. Крилэндс находится всего по другую сторону от Майфлит, полагаю, вы знаете.
Он знал. Очевидно, Крилэндс была также alma mater и для Сибрайта. Небольшая привилегированная закрытая школа, она тем не менее входила в Ассоциацию директоров, так же как Итон и Хэрроу. Плата была одинаковой. Основанная принцем Альбертом в 1856 году, семь-восемь лет назад она открыла свои двери и для девочек.
— Занятия в школе заканчиваются в четыре. Дома я была в четыре тридцать.
— Вас кто-то подвез на машине?
Она посмотрела на него с неподдельным изумлением.
— Я вожу сама.
Великая британская автомобильная революция не обошла его стороной, но он хорошо помнил время, когда наличие трех-четырех машин в семье считалось чем-то вроде американской аномалии и большинство женщин не умели водить. Если бы его мать спросили, водит ли она машину, она бы удивилась, заподозрив в вопросе скрытую насмешку. Его сдержанное удивление не укрылось от глаз Дэйзи.
— Дэвина подарила мне машину на день рождения, когда мне исполнилось семнадцать. На следующий день я сдала на права. Должна сказать, это было большое облегчение — не зависеть от них или от Кена, который раньше возил меня. Значит, как я уже говорила, домой я приехала в четыре тридцать и сразу же пошла к себе. Вы, наверное, видели мой уголок. Я его так называю. Раньше там были конюшни. Там же я держу свою машину, и еще есть комната, которая принадлежит мне, только мне.
— Дэйзи, должен вам кое в чем сознаться. Мы устроили в вашем уголке следственную комнату. Это место оказалось самым удобным. Следовало бы спросить у вас разрешения, и мне очень жаль, что так получилось.
— Вы хотите сказать, что там полно полицейских, стоят компьютеры, столы и… и доска? — Что-то в этом роде она, наверное, видела по телевидению. — Вы как бы ведете расследование оттуда?
— Боюсь, что да.
— О, ничего страшного. Я не возражаю. Почему я должна возражать? Будьте моими гостями. Я вообще теперь не имею возражений ни против чего. — Она отвернулась и слегка поморщилась, затем сказала очень спокойно: — Разве можно беспокоиться о такой мелочи, если у меня нет того, ради чего стоит жить?
— Дэйзи…
— Нет, пожалуйста, не надо. Не говорите, что я молода, и что у меня вся жизнь впереди, и что все пройдет. Не говорите, что время — лучший доктор и что через год для меня это будет уже в прошлом. Не надо.
Кто-то уже говорил ей эти слова. Врач? Больничный психолог? Николас Вирсон?
— Хорошо, не буду. Расскажите, что произошло после того, как вы вернулись домой.
Чуть помедлив, она глубоко вздохнула.
— У меня свой телефон, думаю, вы заметили. И, полагаю, вы пользуетесь им. Позвонила Бренда и спросила, не хочу ли я чаю, потом она принесла его. Чай и печенье. Я как раз читала, мне много надо готовиться к майским экзаменам, вернее, надо было готовиться.
Он промолчал.
— Я не считаю себя интеллектуалкой. Дэвина считала, потому что я… сообразительная. Она даже думать не хотела, чтобы я пошла по стопам матери. Извините, вам это неинтересно. Во всяком случае, это уже не имеет значения.
Дэвина просила, чтобы к обеду мы переодевались. Не обязательно платье, но переодевались. Ма… мама вернулась домой на своей машине. Она работает в художественном салоне, она совладелица художественного салона, ее партнерша — женщина по имени Джоан Гарланд. И салон называется «Гарландс». Наверное, вам это покажется пошлым, но такая у нее фамилия, так что, по-моему, нормально. Она вернулась на своей машине. Мне кажется, что Дэвина и Харви весь день были дома, но точно не знаю. Бренда знает.
Я пошла к себе и переоделась в платье. Дэвина всегда говорила, что джинсы — это униформа и так и должны использоваться, для работы. Все остальные сидели в serre.
— Где?
— В serre. По-французски оранжерея, мы так всегда говорили. Звучит лучше, чем теплица, как вам кажется?
Уэксфорд считал, что это звучит претенциозно, но промолчал.
— Мы всегда что-нибудь выпивали или там, или в гостиной. Ну, знаете, шерри, или сок, или газировку. Я всегда пила газировку, и мама тоже. Дэвина говорила о поездке в Глиндебурн, она яв… была членом чего-то или другом кого-то и обычно ездила туда три раза в год. На все подобные сборища она ездила, на фестивали в Альдебурге, Эдинбурге, Зальцбурге. Во всяком случае, принесли билеты. И она обсуждала с Харви, что заказать там на обед. Потому что обед надо заказывать за несколько месяцев вперед, если не хочешь обедать на природе. А мы никогда не ездили на пикники, так ужасно, если пойдет дождь.